В первый момент Новиков растерялся. Вздрогнул. Будто сквозь него, прямо к сердцу, прошел ток. Сквозь его тоску. Словно незнакомка из Сызрани, золотоволосая, красивая, молодая, с дивным одухотворенным лицом, с тонкими изящными руками, словно не стихи она прислала, а тайное послание ему! Ему! Будто многие пустые годы ждал он этого письма. Будто душа его, истосковавшаяся, замерзшая, ожидала именно этих слов! Именно от нее! И вот – дождался!
А ведь были у него женщины, и немало. Жена – не в счет. Черствая эгоистка, эготистка. Настоящего дарования у нее нет, но – умна, хитра, пронырлива. Заурядная, в общем-то, женщина, средненькая, талантик – так себе. Наделена, однако, необыкновенной пробивной силой. Впрочем, тут не столько сила. Деньги, женские прелести. Да, Ольга Николаевна не в счет… А ведь промелькнуло же и множество поклонниц… Как же, главный редактор! Хотя, нужно признаться, больше до того! Писатель! Имя! Лауреат! Это сейчас писатель – чудак, неудачник, а лет тридцать назад почти небожитель. И все эти девочки, мечтательницы, графоманки, но встречались иногда и талантливые, – все с экзальтированным восторгом смотрели на него. Только что видели? Человека? Мужчину? Иногда бывало! Но чаще – имя!
Да что им далось имя? Писатель… «Что в имени тебе моем?» Да, что? А ведь пусто, ничего не осталось. Как мираж… Чаще всего Татьяны и Лены… Разве что на память пальцы загибать…
А эта милашка из Сызрани, золотоволосая. Сколько ей лет? О ком это она? Слова, какие особенные слова! Юрий Матвеевич давно разучился доверять словам, но тут… Тут не могло быть фальши!
Зову тебя. «Ау! – кричу. – Алё!»
Невыносима тяжесть опозданий,
повисших между небом и землей,
невыполненных ангельских заданий.
Пути Господни, происки планет,
все говорило: не бывает чуда.
Огромное и каменное НЕТ
тысячекратно множилось повсюду.
«Ты слышишь, слышишь? Я тебя люблю!» –
шепчу на неизведанном наречьи,
косноязычно, словно во хмелю,
и Господу, и Дьяволу переча.
Луна звучит высокой нотой си,
но ничего под ней уже не светит.
О, кто-нибудь, помилуй и спаси!
Как нет тебя! Как я одна на свете.
«Неужели это о муже?»
Только теперь Юрий Матвеевич начинал догадываться, что мучило его все последние дни, недели, годы. Одиночество. С младых ногтей, с тех самых пор, как вырвался от родителей и учился в Литинституте. Среди людей, среди друзей, вот только друзей настоящих не нашлось. Собутыльники. Попутчики, или как их там… Карьера… Вот о карьере думал… О славе…
Сколько их было там, девчонок, в Литинституте. Неглупых вроде бы девчонок. И настоящих, талантливых, кто хорошие стихи писал, и графоманок. И ребят тоже. И ведь никто не пробился, никто. Печатались. Ну и что, что печатались? Положить на это жизнь? За несколько строчек – жизнь? А ведь неплохие, хорошие, замечательные даже девчонки и ребята.
А он сам? Посмотреть со стороны – преуспел. А на самом деле? Жил этим, пробиться, выскочить на самый верх, до фанатизма, до оргазма…
Когда-то Новиков начинал совсем неплохо. Издал несколько книг, и вроде даже неплохих книг – так, по крайней мере, казалось тогда. Получил премию, стал лауреатом. Но ведь и книги под нож. Устарели вместе с эпохой. С совком.
Да, было. Сам себе цензор. В Литинституте еще. Нельзя сказать, что колыбель свободы – того нельзя, и этого нельзя, и то опасно, – но трепыхались. Говорили, спорили ночи напролет. Вот тогда впервые и решил написать. Так и назвал свою повесть: «Три поэта». Название рабочее, условное. О Борисе Корнилове, Павле Васильеве, Ярославе Смелякове. Но так и не докопался, за что двух первых расстреляли, – антисоветского ничего в них не открыл. За то, что пили? Выпендривались? Так богема! Стихи писали и водку пили. Только кто не пил? Шолохов и тот: «С такой жизни запьешь!» [2] Якобы эти слова сказал М. Шолохов Сталину в ответ на упрек в злоупотреблении спиртным.
Однако протянул нитку – в Крым, «Жидовка» [3] «Жидовка» – стихотворение Я. Смелякова о большевичке Розалии Землячке (Р.С. Залкинд; другой псевдоним – Демон). Впоследствии Я. Смеляков с целью избежать обвинений в антисемитизме дал стихотворению название «Курсистка»
привела. И дальше, дальше. Десятки тысяч казненных. Мертвые в море, как неубитая армия. «Фурия красного террора» [4] Фурией красного террора назвал А. Солженицын Р. Землячку, организовавшую и возглавившую красный террор против оставшихся в Крыму военнослужащих белой армии Врангеля. Но не только белогвардейцы, фактически террору жесточайшим образом было подвергнуто все население Крыма.
. Все-таки гуманитарии, кое-что читали, как ни шмонали на границе… Мельгунова… [5] Мельгунов Сергей Петрович (1880–1956) – русский историк и политический деятель. Находясь в эмиграции, занимался историческими исследованиями о русской революции и Гражданской войне. Наибольшую известность С.П. Мельгунову принесла книга «Красный террор в России», впервые изданная в 1923 году в Германии. Книга переведена на многие иностранные языки, в России впервые издана в 1990 году.
Шмелева… [6] Шмелев Иван Сергеевич (1873–1950) – русский писатель, публицист, православный мыслитель. О красном терроре в Крыму пишет с потрясающей силой в своем произведении «Солнце мертвых». Жертвой красного террора в Крыму стал 25-летний сын Ивана Шмелева, офицер царской армии Сергей Шмелев.
Толе Блинникову читал – добрый был парень, так и застрял в провинции рядовым от литературы. Не все читал, отрывки. Но сам же и испугался. Не дай бог, разболтает, а то и хуже. Спрятать негде было: общежитие, все под негласным контролем. Уж что контроль – знал, и все знали, дежурная как-то проболталась. Дураки и те догадывались. Идеологическая сфера. Оттого сам, ножницами на мелкие кусочки. Нельзя было иначе.
Читать дальше