Авенир Зак - Два цвета

В а л е р и й. Проще. Ты в какую-то минуту поняла мою правоту. А может быть, не хватило таланта, мужества. Или поняла, что в наше время есть дела поважнее. И хватит об этом. Есть два человека — ты и я. И мы должны быть вместе.

В и т а. Валя, ты ничего не понял. Ничего.

Входит С и м а.

В а л е р и й. Я сказал — позову.

В и т а. Валя!

В а л е р и й. Мы не кончили разговор.

В и т а. Кончили. Останься, Сима.

Входит Я ш а со старым деревянным чемоданом.

Я ш а. Валька, у тебя на антресолях дикая пылища. (Чихает.)

В а л е р и й. Что ты притащил?

Я ш а. Тюбики.

В а л е р и й. Какие тюбики?

Я ш а. Тюбики. Кармин, ультрамарин… Тьфу, черт, весь вечер в рифму… Это плохо кончится… Сиена жженая, охра, кобальт… Во!

В а л е р и й. Все?

Я ш а. Нет, не все. Не двигайся. (Уходит.)

В а л е р и й. Ты просила, чтобы он принес краски?

В и т а. Нет.

В а л е р и й. Зачем он вытащил их?

В и т а. Не знаю.

В а л е р и й. В чем дело, черт возьми?

Входит Я ш а, приносит этюдник и связку подрамников с холстами.

Я ш а (чихает) . Прошу всех отойти к окну.

Никто не двигается. Яша развязывает холсты и раскладывает их на полу.

В а л е р и й. Убери.

Я ш а. Спокойно, Валя. Итак, перед вами выставка раннего творчества художницы Виты Алексеевны Морозовой. К сожалению, наша экспозиция носит случайный характер. Здесь представлены только те работы, которые не уничтожены автором и не съедены мышами на антресолях нашего уважаемого хозяина.

В и т а (смеется) . Яша, зачем?

В а л е р и й. Умнее придумать не мог?

Я ш а. Валя, возьми себя в руки. Взгляните на знакомый пейзаж. Вид из окна. Отсюда. Крыши домов. Мост и река. Далеко на горизонте лес. Утреннее солнце. Закат. Солнечный полдень. И даже весенний дождь, а на крышах домов солнечные блики. На каждом полотне по солнцу. Какое оно разное, это термоядерное светило! Источник жизни. Папа и мама всех цветов радуги. А тут смотрите, какое солнечное сплетение… Знаю, знаю, есть такой спортивно-медицинский термин. Но я бы назвал солнечным сплетением нечто иное. Скажем, лучшую минуту жизни. Или… Или, может быть, госпожа гармония, соединение всего лучшего в человеке, и должна называться солнечным сплетением?!

В а л е р и й. Глупо. Солнечное сплетение — самое уязвимое место у человека.

Я ш а. И ты знаешь, где оно у тебя находится, Валя?

В а л е р и й. Отстань.

Вита, сидя на корточках, рассматривает этюды.

В и т а. Это гораздо лучше, чем я думала…

Я ш а. А теперь прошу обратить внимание на этот портрет…

В а л е р и й. Прекрати балаган.

Я ш а (собирая этюды) . Как прикажете. Ну что, Витенька, пойдем?

В а л е р и й. Вита останется, мне надо с ней поговорить.

В и т а. Говори.

В а л е р и й (Яше) . Ты хотел уйти.

Я ш а. Могу и задержаться.

В а л е р и й. Оставьте меня с Витой.

В и т а. Говори при них. Что ты хочешь сказать?

В а л е р и й. Я сказал, чтобы они вышли.

Сима идет к двери.

В и т а. Сима, не уходи.

Я ш а. Останься.

В а л е р и й. Хорошо. Я отлично понимаю, зачем ты устроил этот вернисаж. Нате, полюбуйтесь — это он, Валерий Морозов, погубил блестящее дарование. Ерунда! Ни Яшку, ни меня никто не заставит заниматься чем-то другим, бросить свое дело. Хорошо. Допустим, вы все правы — я мешал тебе, я виноват в том, что ты бросила живопись. Но ты ушла. Меня не было рядом. Все зависело от тебя самой. А что изменилось? Ты потеряла время. Ради чего? Зачем ушла от меня? Я никогда не пойму этого. Ты любила меня. Так в чем дело? Не понимаю.

В и т а. Очень жаль, Валя.

Я ш а. Все элементарно, Валя. Рядом с тобой никто из нас не может стоять прямо, расправив плечи. Все сгибаются. И я. Я это делаю лучше всех, Валя, так естественно и непринужденно, что даже сам не замечаю этого.

В а л е р и й. Чепуху городишь!

Я ш а. А ты послушай. Ты ведь никого не слышишь, кроме себя.

В а л е р и й. Я знаю все, что ты можешь сказать.

Я ш а. Тебе кажется, что ты все знаешь, что я могу сказать. А я сам иногда этого не знаю. Я, например, не знал, что у меня тоже появляется пружина.

В а л е р и й. Какая пружина? Что ты городишь?

Я ш а. Да, да, Симочка, та самая пружина, о которой я тебе говорил. Я выламываюсь, отделываюсь шуткой, даже когда хочется стукнуть тебя, потому что ценю твое упорство, умение ясно видеть цель. Я преклоняюсь перед твоей требовательностью к себе. Но ты не замечаешь, как эта твоя беспощадность к себе оборачивается равнодушием, просто жестокостью к тем, кто тебя же любит. Ты и не подозреваешь, что любой человек в нашей лаборатории, не говоря обо мне, мог бы сделать в тысячу раз больше, если бы он перестал быть для тебя только сотрудником, а стал еще и человеком. Ты возмущаешься, что я теряю интерес к работе? Да, теряю. Но с этим все, Валя. Запомни. А у Витки, у нее другая конструкция. В ней мало углерода. Ломкая структура. Если бы она не ушла, ты бы ее сломал, ты превратил бы ее в собственную тень. И, если хочешь знать, больше всего я ее уважаю за то, что она ушла от тебя. Зачем ты ее позвал? Что ты от нее хочешь?