Игнатий Дворецкий - Веранда в лесу

(Застегивает пальто, Мамеду.) Простои механизмов документами не оформляете. Поберегитесь, душа моя. Пришлю комиссию.

Вернулась Д е в у ш к а. С ней Б а й р о н.

Откуда, товарищ, кровь? Что с вашими руками?

Б а й р о н (уклончиво) . Об гусеницу. Об тракторную гусеницу.

К а м и л. Техника безопасности, Измаилов, травматизм!

Тихий М а м е д ушел за К а м и л о м. Хабаров приблизился.

Х а б а р о в. Кровь! Вы что — хотели гусеницу сломать?

Б а й р о н. Да нет… По столбу бил. По телеграфному.

Девушка бинтует Байрону руки.

Откуда такая? А? Я тебя вроде не замечал раньше…

Д е в у ш к а. Из Куйбышева.

Б а й р о н. Миленькая! И как в Куйбышеве со снабжением?

Д е в у ш к а. Прилично. (Смеется.) Провожали классически! Речи, оркестр, папы, мамы, слезы, цветы…

Х а б а р о в. Младенцы! Окровавленные руки смех вызывают…

Д е в у ш к а. Мы не младенцы, профессор, строители! У нас коллектив замечательный, храбрый, отзывчивый! Интересный!

Б а й р о н. Будьте добры — вы настоящий профессор?

Вошел Л ы н к и н. Взволнован. Смотрит на Байрона.

Л ы н к и н (девушке) . Звони на восьмой! Абросимова не доехала, возвращается… В прорабскую передали — врач нужен, выясни!

Д е в у ш к а. Славный мальчик, звони сам. Ни черта связи нет. Я так полагаю, нашли Синицына…

Б а й р о н. А я так полагаю — Синицына найдут позже.

Л ы н к и н. Иди в радиорубку. Вели радисту связаться!

Девушка поняла что-то. Ушла сразу.

(Смотрит на Байрона.) Где ты его бил?

Б а й р о н. Там. Лежит он там, отдыхает в чурочном сарае.

Л ы н к и н. Не убил?

Б а й р о н. Нет… Надеюсь, нет…

Л ы н к и н исчез. Хабаров строго изучает Байрона.

Не хочу обманывать, это кровь не трудовая… но чистая.

Х а б а р о в. Здоровая, хотите сказать?

Б а й р о н. Не знаю, у меня характера нет… Мальчишечкой в колонию попал, жуки-куки долго воспитывали. А прокуроры про это думают? Сложная история, не для вашей кафедры.

Х а б а р о в. Кого же вы били, уважаемый?

Б а й р о н. Будку, профессор. Трансформаторную.

Х а б а р о в. Так его величают?

Б а й р о н. Величают — Васенька Чугунов. Расскажите лучше, что в столице слыхать? Хотел бы я сейчас пройтись от Охотного до площади Маяковского… Вы зачем приехали?

Х а б а р о в. За сыном.

Б а й р о н. Имя?

Х а б а р о в. Иван Хабаров.

Б а й р о н (оглядел профессора. Помолчал) . Плохо.

Х а б а р о в. Что плохо?

Б а й р о н. Ситуация меняется…

Х а б а р о в. Что плохо?

Б а й р о н. Вы на него совсем не похожи…

Х а б а р о в. Что плохо? Я вижу, вы честный человек!

Б а й р о н. Спасибо. Ваш сын брошен в тайге. Врать не стану, Васю Чугунова я бил не за это. Широко распространяться не стоит, но Вася ночью взял кассу, а я устал от этих теней…

Х а б а р о в. Говорите все! Я спокоен.

Б а й р о н. Неделю назад Вася отправился за едой, попал в деревню, принял дозу, загулял и в тепляк не вернулся… посчитал, наверно, что уже поздно, с горя взял кассу и собрался в отъезд…

Х а б а р о в. Неделя! Разве Иван не мог добраться сюда?

Б а й р о н. Мог, вероятно… но… не дошел.

Х а б а р о в. Боюсь подумать, но, может, там, в тепляке, труп?

Б а й р о н. Человек, знаете, очень живуч…

Тихо, как-то бочком, незаметно входит И в а н и неловко, поглядев на отца, садится, обессилевший, безучастный, — кажется, все, кто вошел с ним, П а т л а й, М а м е д, Н и к о л а е в, Л ы н к и н, Д е в у ш к а, Л е н а, Т о л я и другие, смущают его, мешают.

Ч е п р а к о в. Профессор!

Х а б а р о в. Все знаю. (Ивану.) Неужели не узнаешь?

И в а н (отвел взгляд, увидел девушку и улыбнулся. Голос слаб, тих) . Ну, как?

Девушка улыбнулась в ответ, кивнула чуть.

Т о л я. Ну, повезло! Случайно заглянул в тепляк!

Х а б а р о в. Иван, ответь: ты меня узнаешь?

И в а н. Да. Ничего не случилось. Уезжай.

Х а б а р о в. Милый, в эти метели… я приехал за тобой!

И в а н. Глупость. Чудовищная. Уезжай сегодня же.

Б а й р о н. Не груби, маленький.

И в а н (голос все так же слаб) . Заткнись, шлюха. Вы все шлюхи. Я ждал, напарничек принесет еду, но не принес… Шлюхи. Я пять дней не жрал.

Х а б а р о в. Иван!

И в а н. Это просто позор, Владислав Николаевич, здесь никто ни к кому не приезжает… Этот вечный трагизм, когда ничего не случилось… Я не мог бросить бетон и немного ослаб.

Т о л я. Он стоял у стены, боялся уснуть.

И в а н. Это же естественно, боялся, погаснет печь, и стоял. Неприлично, что ты приехал.

Х а б а р о в. Ну, вот что! Где тут у вас санчасть?