Кази. Ну, говори же.
Уари. Жених из другого села. Зовут его Саудженом.
Кази. Ты его видел?
Уари. Как тебя. Но он производит более яркое впечатление. Да ты побледнел, милый друг…
Кази. Красивый?
Уари. Картина. Клянусь. Правда, масляной краски многовато положено, но картина. И рама богатая: черкеска, шапка, кинжал в золотой оправе, а главное… Держись на ногах крепче, Кази… а главное, у него усы. Совершенно черные усы.
Сафи. Ну зачем ты его дразнишь? Когда ты видел этого Сауджена?
Уари. Вчера. Мадина с ним танцевала. Он высокий, стройный… и когда танцевал, как тополь при ветре, покачивался. (Оборачивается к подошедшему ближе Заурбеку.) И ты побледнел, мой друг?
Кази. Дальше, дальше! Ну, сватали, а что ответила Мадина?
Уари (Заурбеку). Тебе тоже интересно?
Заурбек. Да, я слушаю.
Уари. Что ответила Мадина, я не знаю, но отец ее, Хабос, ответил. Он ответил: «Вот мы соберемся…»
Кази. Не тяни, пожалуйста, слова, как гвозди зубами.
Уари. Это не я тяну, а Хабос вчера тянул. Ты же знаешь, что он всегда говорит медленно. «Вот, — говорит, — мы соберемся, поговорим всей семьей, спросим дочь и тогда сразу дадим вам ответ».
Заурбек. Так… Пора за работу.
Кази. Заурбек, отпусти меня в село. Я скоро вернусь.
Заурбек. Вот почему у нас и знамя, и курган отобрали Я виноват. Часто вас отпускал в рабочее время.
Уари (Кази). Куда побежишь, зачем побежишь? Думаешь, по дороге в село у тебя усы вырастут… Э-э… Заурбек, он серьезно побледнел, у него важное дело, отпусти. В работе от него сегодня толку мало.
Кази. Я через час вернусь, я раньше вернусь.
Заурбек. Ладно, иди. Узнай насчет культиваторов, готовы ли. Иди.
Кази срывается и бежит. За ним уходит Сафи.
Уари. Ему сейчас, пожалуй, не до культиваторов. (Смотрит вслед Кази.) Смотри, летит, будто ногами земли не касается. Очень хорошо бежит. Когда будет эстафета, его включить надо.
Заурбек. Какое же у Кази важное дело на селе?
Уари. Такое же, как и у тебя, Заурбек.
Заурбек. Не понимаю.
Уари. Зачем скрываешь? От кого? От друга скрываешь? Ну, он мальчик — он побежал, ты взрослый — остался… Но побледнели вы оба одинаково.
Заурбек. Говорить? Одному тебе скажу. Два года люблю Мадину. Два года и два месяца.
Уари. Хвалю за точность. А она об этом знает?
Заурбек. Нет, не догадывается.
Уари. Значит, ты скрываешь?
Заурбек. Пока никто не заметил.
Уари. При таких условиях она тоже никогда не заметит и, пожалуй, выйдет за другого.
Заурбек. Что же мне делать?
Уари. Сказать, сказать! И не мне, а ей.
Заурбек. Что я ей скажу? Как скажу?
Уари. Существует два способа объяснения. Первый способ — скажи: «Я тебя люблю», а потом спой песню. Второй способ — сначала спой песню, а уже потом скажи: «Я тебя люблю».
Заурбек. Ты шутишь, а…
Уари. Клянусь, не шучу, все так делают.
Заурбек. Ну хорошо, я скажу, а она засмеется, отвернется…
Уари. Прекрасно. Приходи на другой вечер и ничего, ничего не говори, только пой, пой самую грустную, печальную песню.
Заурбек. И опять она засмеется.
Уари. Тогда урони голову на грудь, себе на грудь, и медленно отходи убитой походкой. И здесь, клянусь, она тебя окликнет.
Заурбек. А если не окликнет?
Уари. Тогда… тогда ступай домой ужинать. Но клянусь, она окликнет.
Заурбек. Это другого, красивого окликнет, а меня… Уари, я же вижу, знаю… С моей внешностью…
Уари. А какая у тебя внешность?
Заурбек. Обезьянья. Вот какая.
Уари. Никогда не следует преувеличивать.
Заурбек. И утешать не следует. Ну, смотри сам. Ведь похож я на обезьяну?
Уари. Заурбек, дорогой, я плохой судья: тебя я каждый день вижу, а обезьян всего два раза в Сухуми видел.
Заурбек. Не виляй, говори честно.
Уари. Пожалуйста. Возможно, сходство есть, но, клянусь, совсем маленькое. И если Мадина не была в Сухуми, она этого сходства совсем не заметит. И разве наружность — это все? Ты же у нас золотой человек, ты самый… Не желаю говорить, не буду говорить, а то ты зазнаешься. Закругляюсь, Заурбек. Ты хороший человек.
Читать дальше