Э л л а. Завидуешь? Жених стоящий.
В е р о н и к а. Подумаешь… Будь у меня такой отец, я, может, еще и получше нашла бы. Работать тоже не обязательно. Для вида на курсы английского поступила, и все… А в копировщицах можно до самой пенсии проторчать, никто на тебя внимания не обратит. Только и славы, что архитекторы.
Э л л а. Ой-ой… сейчас ты начнешь о своем Вите вздыхать, зачем ты за ним в Сибирь не поехала. Хватит. И потом, что ты сидишь? Разберись наконец со своими патлами.
В е р о н и к а (озорно поет). «Ой вы косы, косы русые. Жигули вы, Жигули».
Звонит телефон.
Э л л а (берет трубку). Слушаю! Да, Геннадий Демьянович. (Веронике.) Тссс… (В телефон.) Нет, почты из главка не было. Что? Ой, ну как же он… в самом деле! Хорошо. Нет, нет, не беспокойтесь. (Кладет трубку, оборачивается к Веронике.) Слушай, Кашинцев приехал!
В е р о н и к а. Что с ним?
Э л л а. Не знаю. Шеф говорит — в порядке.
В е р о н и к а. А вдруг он на костылях?
Э л л а. Да нет, не может быть.
В е р о н и к а. Надо Зинаиде позвонить. (Хочет взять трубку.)
Э л л а. Зачем? Уж ей-то отец наверняка первой сообщил.
В е р о н и к а. Думаешь?
Э л л а. Господи. Да занимайся ты своим делом.
За сценой раздается звонок. Это начало рабочего дня. Слышно, как в кабинете руководителя мастерской бьют часы. Вероника заметалась, хватаясь то за сумку, то за свою непричесанную голову.
В е р о н и к а. Мамочка!
Э л л а. Вот видишь, видишь… Давай скорей сюда…
Они скрываются в кабинете. И тогда, словно под музыку циркового марша, в мастерскую входят архитекторы: Л у н ц, Г у р ь е в а и С н е т к о в. Внешний облик каждого можно охарактеризовать в нескольких словах.
Савелий Лунц — представительный мужчина лет пятидесяти, брюнет, с большой черной бородой. Леонид Снетков — подвижный, щуплый, одет в кожаную куртку на «молниях». Ему лет тридцать пять. Что касается Аделаиды Гурьевой, то это дама в летах, претендующая на особые заслуги и изысканность в обращении.
В руках у вошедших футляры с музыкальными инструментами. У Лунца — контрабас. У Снеткова и Гурьевой — скрипки. Положив инструменты на столы, троица никуда уже не торопится. Лунц закуривает трубку, Снетков начинает просматривать какую-то книгу, а Гурьева садится в кресло и выкладывает на стол содержимое своей сумочки.
Л у н ц. Целую неделю я слушаю какие-то сплетни: «Кашинцеву оторвало голову», «Кашинцева не нашли». Может кто-нибудь толком объяснить, что там случилось?
Г у р ь е в а. Шеф позвонил, когда я уже была в пальто. Он сказал, что Борис Николаевич вернулся, он здоров и что надо немедленно готовить документацию на камчатский проект.
Л у н ц. Ну а авария? Кашинцев ему сообщил что-нибудь?
Г у р ь е в а. Откуда я знаю. Представляете, как я люблю эти начальственные звонки по утрам. У меня сразу начинается гиперестезия. Бо́льшую половину того, что он говорит, я все равно уже не слышу.
С н е т к о в. Бо́льших половин, Аделаида Семеновна, не существует. Половины всегда равны.
Г у р ь е в а. Боже мой, ну не все ли равно!
Л у н ц. А ведь говорили, что Борис Николаевич долго пролежит в больнице.
Г у р ь е в а. Я сама была дезавуирована.
С н е т к о в. Дезинформирована, вы хотите сказать.
Г у р ь е в а. Дорогой Леньчик, не придирайтесь ко мне с утра.
Л у н ц. Чушь какая-то! Вот и езди по командировкам. Мало того, что спишь и питаешься где попало, так еще представляется возможность сломать себе шею.
Г у р ь е в а. Ай, Савелий! Вы же раньше обожали командировки.
Л у н ц. Скажите это моей жене. Она вам устроит концерт, памятный на всю жизнь. В последний раз я доложил денег в два раза больше, чем получил.
С н е т к о в. Ну, разве эти транспортные бюрократы позаботятся о запросах человека, вырывающегося из-под опеки семьи. Коньяк в поездных буфетах самый дорогой.
Г у р ь е в а. Вам-то что. Вы персона безответственная. Вот как Борис Николаевич выдержал столько поездок?
Л у н ц. Выдержал! Надо еще посмотреть, в каком он сейчас виде.
С н е т к о в. Разумеется. Бодрячковый тон нашего шефа ничего не определяет.
Л у н ц. Он может опять взять и откомандировать его в главк.
Г у р ь е в а. Ну нет, простите. Тут уж вмешаюсь я. (Патетически.) Профсоюз этого не допустит!
С н е т к о в. Не беспокойтесь. В Москву, к начальству, Геннадий Демьянович ездит сам. Вот на объектик, который подальше, можно отправить главного инженера.
Г у р ь е в а, В такие вояжи надо посылать молодежь. Путешествия так облагораживают, так освежают мысли.
Читать дальше