Николай Мирошниченко - Пьесы

П а в е л (Иеремии) . Ну и уел он тебя, Ерема.

М а р и я. Выходит, обличение Вольтера касается и православной церкви?

И е р е м и я (сдержанно) . После запрета старосты я, к сожалению, не имею права продолжать с вами спор. (Александру.) А с тобой мы еще поговорим.

В е р а (Никону) . Жаль, что они у вас такие послушные. Я уж было тоже приготовилась вставить цитату.

Н и к о н. Пожалуйста, вставляйте. Только людям, исповедующим разную веру, никакой цитатой друг друга не переубедить.

В е р а. И все же я рискну. Помните, к какому выводу после всех мытарств приходит гётевский Фауст? (Цитирует.)

(Забыла продолжение.) Ой, девочки, помогите.

И е р е м и я (продолжая) .

В е р а. Спасибо. Вот уж не думала, что вы так хорошо знаете «Фауста».

И е р е м и я. Наш долг изучать все произведения, в коих слабый человеческий разум пытается проникнуть в непостижимую тайну вечности.

М а р и я. Как неожиданно вы всё поворачиваете.

И е р е м и я. Почему? Я исхожу из признаний самого Фауста. А он говорит погрязшему в горделивых заблуждениях человеку: слепец, не носись с мечтами, не ищи равных за облаками, не воспаряй мечтою в вечность, твои познания ограничены тем, что можно взять рукою.

М и х а и л (восторженно) . Ай да Ерема!

П а в е л. Ловко вывернулся.

В е р а (задетая за живое) . А мне кажется, Фауст пришел к другому выводу: смысл бытия надо искать в реальной жизни, в самом человеке, в постоянном научном постижении тайн природы. Поэтому он так пророчески заключает. (Цитирует.)

Н и к о н. Красивая тирада. Но вдумайтесь в ее противоречивый смысл. Где бой — там кровь, смерть, насилие. Там есть победитель и побежденный. Свобода победителя оборачивается рабством для побежденного. Как же быть с вашим пророческим девизом: свобода, равенство, братство?

М а р и я. Но так можно поставить под сомнение любую истину.

Н и к о н. Согласен. Ибо человек, вступивший в борьбу с Истиной, которая превыше его разума, обречен на поражение.

По мере обострения спора Иоанн все внимательнее вглядывается в Марию. С ним что-то происходит, к нему то и дело подходит Маска.

И о а н н (взволнованно) . Мария… извините меня великодушно… Позвольте еще раз поздравить вас с днем ангела. Спасибо за угощение. Но мне пора в семинарию…

А л е к с а н д р. Ваня, у нас еще уйма времени.

М а р и я (спохватившись) . А как же наша беседа? Вы обещали помочь мне в постижении божьей премудрости…

И о а н н. В другой раз, Мария. Простите… Меня ждет отец Яков… (Почти убегает.)

Н и к о н. И нам, братия, пора.

П а в е л. Ваня, наверно, испугался спора.

М и х а и л. Заспешил на исповедь, чтобы поскорее очиститься от крамолы.

Н а д е ж д а. Я все время за ним наблюдала. Странный он какой-то у вас.

М а р и я. Не странный, а загадочный, как все одаренные люди.

Н и к о н (прощаясь) . Рады были познакомиться с вами. Заходите в нашу церковь. (Марии.) Сегодня вечером загадочно-одаренный Иоанн, кажется, в последний раз будет солировать в нашем хоре. Спасибо за чай, за радушие. До свидания.

Кланяясь, семинаристы уходят. Маска разводит руками, вздыхает, плетется следом.

Свет гаснет.

Отдаленный перезвон колоколов. Наплывает мелодия церковного хора. Луч света выхватывает на авансцене коленопреклоненного И о а н н а, он усердно молится.

И о а н н (взволнованно) . О Господи! Грешен я! Душу мою терзают сомнения. Разум не повинуется воле моей, искушает веру мою. Так сниспошли мне силы, укрепи дух, удержи от падения. (Крестится, кладет земные поклоны.)

Высвечивается вся сцена. За кафедрой — о т е ц В а с и л и й, чуть поодаль — С а к е р д о н В а с и л ь е в и ч , о т е ц Я к о в, А л е к с а н д р, вдали высвеченные прожекторами К р о х а, П р о ф е с с о р и М а р и я. М а с к а, как всегда, держится особняком. Все молча, в застывших позах смотрят на Иоанна, который продолжает беззвучно произносить молитву.