Игнат Назаров - Пьесы

С м и р н о в. «Не цапай»! Тыкаешь на меня! Я тебе кто? Комиссар? Пороть!

М а л ь ч и к. Не трожь батю! Не трожь, контра! Убью!

С м и р н о в. А-а! Кусаться, ублюдок! Дать и ему десяток!

М а л ь ч и к. А-а-а!..

Ж е н щ и н а. Мишатка! Мишатка! За что же его-то? Он же еще дите! Бейте лучше меня! Нате, бейте!

С м и р н о в. А ну всыпать и ей, раз просит!

К а з а к и. Гля! Сама напросилась, молодка!

— Клади ее вот сюды, на бревна!

— Заголяй, заголяй ей повыше! Го-го-го! Га-га-га! Тю!..

Ж е н щ и н а. Убейте лучше, убейте! А-а-а!..

Свист шомполов, удары по телу, крики, вопли женщин, выстрелы, хохот, и стоны умирающих, и песня. Все та же песня: «Гей, в Таганроге-е». Она то затихает, то, подхваченная пьяными голосами, вновь звучит громко, похабно. Но вот сначала тихо, а затем все громче и громче — четкий стук телеграфного ключа и голос П о л и в а н о в а, диктующего приказ.

П о л и в а н о в. Апреля месяца тысяча девятьсот восемнадцатого года все отряды Красной гвардии города Иркутска, а также отряды шахтеров Черемхова, железнодорожники Читы, Первый Симбирский полк из города Красноярска, Аргунский казачий полк, прибывший с фронта, интернациональную бригаду и отдельный отряд матросов, прибывших из Владивостока, объединить для разгрома семеновских банд в Забайкалье.

Все объединенные силы образуют Даурский фронт.

Командующим фронта назначается военный комендант города Иркутска — Сергей Георгиевич Лазо…

Казачью песню вытесняют мощные голоса, поющие «Вихри враждебные веют над нами!..» Свистки паровозов, лязганье вагонных буферов, громкий гомон людей.

Г о л о с а к о м а н д и р о в. Первая рота, по вагонам!

— Вторая рота, по вагонам!

— Третья рота!.. Грузись!.. Батальоны-ы!..

П о л и в а н о в. Ну, товарищ Лазо, обнимемся на прощание и… пару слов вам, извините, назидательных, Сергей Георгиевич. Помните, голубчик, теперь вы — командующий фронтом. Не увлекайтесь частными операциями. Держите в поле зрения целое, Весь фронт. И еще… Упаси вас бог недооценить врага. Видите, как нарисовали Семенова наши художники на этом плакате. Страшен, а дурак. Нет. На самом деле он хитрее и злее, чем на плакате. Не обороняйтесь. Наступайте стремительно и быстро, чтобы ему не успели оказать помощь его друзья из-за границы. Большая надежда на вас, Сергей Георгиевич!

Л а з о. Понимаю, товарищ Поливанов. Доверие мне оказано огромное. Оправдаю ли?..

П о л и в а н о в. Центросибирь утвердила вас не случайно. Стоите того, заслуживаете, сумеете. Верим в вас.

Л а з о (волнуясь) . Спасибо…

П о л и в а н о в. Жизнь свою берегите. Берегите ее, как солдатскую, каждую.

Л е б е д ь. Да вы не беспокойтесь, товарищ комиссар. Мы вот с товарищем Усковым всегда будем с командиром рядом, знаем, не маленькие.

П о л и в а н о в. Вижу, что не маленькие. Вот вы какой, матрос Лебедь! Я бы на вас в драке ни за что бы не пошел! Ну, будьте здоровы, желаю вам удачи! Встретимся, думаю, скоро в Забайкалье.

Долгий гудок паровоза. Двинулся состав, загремели вагоны, застучали колеса. Все быстрей, быстрей, тише и тише их стук, и только весенний ветер еще доносит всплески затихающей песни:

Снова стучат колеса вагонов, но уже громче и быстрей, и песня уже другая, и мы слышим тихий голос Лазо, пишущего письмо.

Л а з о. «Милая, милая моя мама! Опять выкроил минутку для письма… Спешу в бой. Теперь уже с атаманом Семеновым. Мне оказано огромное доверие. Назначили командующим фронтом. Представляешь, меня? Страшно. Никто не верит, что мне уже двадцать четыре года. Когда же кончится эта моя чрезвычайная моложавость? Как это преодолеть? Что этому противопоставить? Посоветуй, мама!.. Наверное, ясность мысли, стойкость характера, неустрашимость в бою? Да, конечно, это. Помнишь, ты говорила мне, что для того, чтобы уметь управлять другими, руководить их волей, нужно сначала закалить себя в управлении своей собственной воли. Управлять собой — это и есть высшая власть. Так, родная? Спасибо тебе за это… А Семенова мы разобьем обязательно».

Музыка и песня изменились. Ее поют казаки тихо и с тихим посвистом. «Чубарики, чубчики, ка-ли-на-а!..»

Г о л о с а. Куда прете, бородачи! Штаб здеся!

— Мы к атаману. Сказали, что он в большой американской палатке. Это ж она?

— Ну, она.

— Ну вот. Мы от всего полка.

— Хотим успросить атамана: докель бежать будем?

— На самой границе раскорячились. Позади река.

— Так он и будет вас слушать. Заседают они. И япошка с ими сидит… Тихо! Слышь, сам атаман теперь говорит.