Лев Митрофанов - Суд матери

А н н а. По начальству пошел.

З и н а и д а. Верни. Немедля верни!

А н н а. Да не кричи так, шалая…

З и н а и д а. Анюта, до вертолета меньше часа осталось, а мне Павлушу собрать, накормить еще надо!

А н н а (чуть не плача) . А для меня превыше всего — закон!

З и н а и д а. Преступника нашла… Ты что, моего Павлушу не знаешь? Впервой видишь его?!

А н н а. Ладно. Только паспорт его в отделении у начальника.

З и н а и д а. Паспорт… Да моего Павлушеньку все пароходство — голым! — за своего признает!

А н н а. Ну, отпущу, а потом?!

З и н а и д а. Да весной он сюда, может… с орденом вернется! Знаешь, куда караван идет, в какое время идет?!

А н н а. Ну что ты только со мной, Зинка, делаешь…

З и н а и д а. На что не пойдешь любви ради!

А н н а. Ладно, я в буфет пойду, пусть твой благоверный из-под стражи бежит. (Исчезает.)

З и н а и д а. Уф!.. Пашенька, беги!

Пауза.

Н е п е й п и в о. Зинка!..

Обнялись.

З и н а и д а. Ох, истосковалась по тебе, ох, намаялась! Муки-то мои ни с чем не сравнимые: муж на берегу, а дотронуться до него не смей!

Н е п е й п и в о. Когда вертолет в караван идет?

З и н а и д а. Бежим!

Н е п е й п и в о. Цены я тебе доселе не знал…

З и н а и д а. Пашенька… Жена моряка может быть некрасивой, неумной, безвольной. Она должна быть выносливой!

Оба покидают площадку.

Слышен плач. Появляется Р о с о м а х а, у него в руке фанерный чемодан. Следом Л ю д а.

Р о с о м а х а. Ну, чего ты ревешь, чего ревешь?

Л ю д а. А я знаю?

Р о с о м а х а. На нас весь поселок смотрит, что люди подумают?

Л ю д а. Было бы на что смотреть, за версту друг от друга стоим. Даже согреть не догадаешься.

Р о с о м а х а. Эх, опоздаю я из-за тебя на вертолет!

Л ю д а. Держу разве?

Р о с о м а х а (вдруг сграбастал ее в охапку) . Откуда такая? Зачем ты здесь такая? Как оставлю такую?!

Л ю д а. Как в караван прибудешь, радиограмму хоть дай.

Р о с о м а х а. А в мой совхоз приедешь, на самом краю Севера, тебя, как царицу, встречу!

Л ю д а. Коров доить буду?

Р о с о м а х а. Э-э-эх!..

Л ю д а. Глупый, не сердись. Я и свиней кормить, и битой ходить — на все согласна!

Уходят обнявшись.

Голос из репродуктора: «Говорит радиостанция поселка Заполярный! Товарищи, через тридцать минут вылетает вертолет! Повторяю…»

Из штаба вышел А д а м о в. Появилась и М а р и н а.

А д а м о в. Ну, вот и улетаю. Пора. Не провожайте меня дальше, Марина Владимировна. (Снял перед ней фуражку.)

М а р и н а. Так же уходил и он: фуражка в руке, перчатки… (Вдруг.) Не хочу. Не хочу больше! (Уткнулась в шинель Адамова.) Простите. Во всем виновата ваша форма, даже нашивки у вас как у моего мужа…

А д а м о в. Ты меня встретишь?

М а р и н а. «Ты»? Разве мы с вами перешли на «ты»?

А д а м о в. Ты придешь меня встретить?

М а р и н а. Приду…

Гаснет свет.

Штаб. Здесь М а р и н а, З и н а и д а и Л ю д а.

Марина ведет разговор по селектору.

Г о л о с. Марина. Мариночка!

М а р и н а. Слышу, Валя, слышу!

Г о л о с. Дежурство когда кончаешь, спрашиваю?

М а р и н а. Как погодка у вас?

Г о л о с. Пурга-ведьма! Ой, что вчера здесь было — скиснешь! Кок наш стирать вздумал, а в бак с бельем вместо мыла — сала кусок по привычке кипятить бросил, все белье пятнами пошло!..

Л ю д а. Давай музыку лучше, Марина. Москву!

Марина переключила на приемник.

З и н а и д а. Милый в столице остался? А пастух как же? Меняешь, что партнеров в танце.

Л ю д а. Все, отплясалась, Зинаида Васильевна. Баста.

З и н а и д а. Неужто твой Росомаха из каравана весточку прислал?

М а р и н а. Частные радиограммы временно запрещены.

З и н а и д а. Понятно, почему мой Павлуша молчит… А вот что твой, Людочка, молчит, непонятно.

Л ю д а (вскинулась) . Что вам непонятно, что?!

Пауза.

З и н а и д а. Прости, москвичка, не со зла я. Самой хоть на стену кидайся: здесь сижу, парикмахерская пуста — жены по домам забились, самолет ожидают, белугами воют. Ох, доля кособокая! Самой взвыть бы, да слез нету, сердечко иссохло.

Входит Т а м а р а.

Т а м а р а. Здравствуйте. Я не помешаю?

М а р и н а. Садитесь, Тамара Васильевна.

Т а м а р а. Опять ночь не спали, Мариночка? Ведь стенка в стенку живем: все слышно…

М а р и н а. На дежурстве как-то легче, люди вот кругом.

Л ю д а (пропела) . «Эх, да голос милого слышать хочется!..»

З и н а и д а. Сдурела?

Л ю д а. А это я Мариночке нашей. А чего, Адамов мужик видный, доктор наук, все при нем. Я — из Москвы на Север, ты — с Севера в Москву. Равновесие, и милиция при прописке придираться не станет.