Виктор Гюго - Торквемада

Ну, так двери
Сейчас раскроются, чтоб Санчо мертвым пал.

Мне Роза нравится. Никто не сочетал
Столь гордого чела со скромными устами
И с нежностью речей — очей такое пламя.
Чарует этот взор, как будто неземной.
А ножки! Умещу я их в руке одной.
А если задрожит, еще прекрасней станет…
Да что там говорить? Меня инфанта манит,
И Санчо — лишний.

Да.

Но должен я, король,
Отдать политике решающую роль.
Итак, к какому же прийти мне заключенью?
Не мимолетное ли это увлеченье?
Покуда рос огонь, я долго размышлял,
И вот, борясь с собой, я так себе сказал:
Черт! Хороша она, но пусть их брак свершится!
Наварра мне нужна! Без этого границы
Не будет у меня. Смирись, моя любовь!
Но что за грация! Взор чудных глаз каков!
А кожа какова! Но хватит этих бредней!
Король, неужто плод борьбы десятилетней
За юбочку отдать ты хочешь в миг один?
На север посмотри: французский властелин
Смеется над тобой. Нет! Женим их, бог с ними!
Дюранса и Адур [31] Дюранса и Адур… — реки в Южной Франции. окажутся моими!
Пусть люди про меня повсюду говорят,
Что я воистину великий дипломат!
Пускай! Но нет, но нет! В объятия другого
Она должна попасть! Я обезумел снова.
Долой соперника! Беру ее! Моя!
Иль скипетр — мой тиран, и лишь невольник я,
И сердце растерзать я должен в исступленье?
А где-нибудь вдали, на Рейне, Тибре, Сене,
Шпионы-короли лишь этого и ждут:
Мол, честолюбием объемся все ж я тут!
Дам сердцу я реванш! О, быть владыкой тяжко!
Мне дона Санчо жаль, но он умрет, бедняжка,
Вот здесь, у очага родного своего.
Страдать я не хочу. Мне жизнь не для того
Дана. Моя ль вина, что девушка сумела
Меня очаровать?

Нет!

Что мне Изабелла?
Хочу другой жены. А эта мне претит!
Ведь вправе я любить!

О, львиный аппетит!

Послушай! Я люблю и, значит, ненавижу!
Все вижу… монастырь, лужайку эту вижу…
Их детство… беготню, игру среди кустов…
О, как ревную я! Убить его готов!
И сердце яростью нарочно опьяняю,
И с ликованием в груди я ощущаю
Удары темные! Хочу, чтоб довелось
От гнева задрожать мне до корней волос.
Как это хорошо — расправиться с врагами,
Стереть их в порошок и растоптать ногами!
Я — бездна! Пусть же в ней потонет алькион! [32] Я — бездна! Пусть же в ней потонет алькион! — Алькион, по древнегреческим сказаниям, — птица, вьющая гнездо прямо на морских волнах.
Я поглощу его! Я зол! Я возбужден.
Безумец — кто со мной осмелится бороться!
Прочь! Санчо умереть за это и придется!
За что я мщу ему? За то, что он любим!
За то, что он красив! Я темен, нелюдим,
Противодействовать люблю и бушевать я,
Убийцы мне друзья, и Каины мне братья.
Да! Принимаю я холодный, сонный вид,
Но воля страшная внутри меня кипит,
Как будто бы вулкан, сокрытый под снегами.
Всегда внутри себя я ощущаю пламя.
Рычу, когда меня стараются смягчить.
Я бога сокрушу! Но как же с принцем быть?
Два только способа и есть для устраненья…

Два?

Да! Один из них — тягучий: заточенье;
Другой — стремительный и точный: умертвить.
Ведь все ж монастыря с могилой не сравнить.
Он глух, не больше, а она — глухонемая!
Захлопнется она, сознанье отнимая.
Тем хороша она, что в ней забвенье мук.
А что монашество? Ужасный этот круг
Буссолью мерзостной указан. В самом деле,
Раб черных папертей, состарится он в келье,
И изморщинятся прекрасные черты…
Гораздо лучше смерть. Как полагаешь ты?

Да.

Что я слышу?

Смерть. Вы правильно сказали.
Уж лучше умертвить.

Так что ж мне нашептали,
Что принц его дитя? Неверно это!

Сам
Я мыслю точно так!

Лгут много королям!

Я одобряю вас.

Так пусть умрет дон Санчо?

Да.