Франциск Паоланский
Но папа есть слуга господень: бог вручил
Ему земную власть. Двух Римов быть не может!
Торквемада
Не служит богу тот, кто людям не поможет.
А я хочу помочь. Не то — кромешный ад
Поглотит всё и вся. Лечу я бедных чад
Кровавою рукой. Спасая, я пытаю,
И жалость страшную к спасенным я питаю.
Великая любовь грозна, верна, тверда.
Франциск Паоланский
Не понимаю вас… Помолимся!
Торквемада
Когда
Я послушником был, — однажды в Сеговии
На сфере глобуса увидел я впервые
Всю землю, целый мир, — все реки, океан,
И множество границ, и городов, и стран,
И вечные снега, и острова морские,
И эти пропасти шумящие мирские,
Где человечество томится, копошась.
Ты знаешь ли, отец, что каждый принц и князь,—
Будь он христианин или язычник даже,—
Имеет глобус. Да! И я себе тогда же
Сказал: "Европа здесь! Здесь — Африка! Смотри!
Вот это — Индия в сиянии зари!"
И я сказал себе: "Не кто-нибудь, а я ведь,—
Так я сказал себе, — всем этим буду править
Во имя нашего спасителя Христа".
Ведь к уху моему он приближал уста
И в сновидениях беседовал со мною.
Отец мой, небесам отдам я все земное,
Весь этот шар земной с войной, с рыданьем, с тьмой.
Пойми: вот глобус мой.
Франциск Паоланский
(поднимаясь и кладя палец на череп)
А вот где глобус мой,—
Остаток бытия, след кораблекрушенья,
Печальное ничто, загадка без решенья,
В тумане вечности, задумчив, молчалив,
Над морем жизненным сей череп — словно риф!
Он улыбается, как дети на рассвете,
А где его глаза? Потухли взоры эти.
О маска, скрытая под мыслящим челом!
Кость, знающая то, не знаем мы о чем!
Тлен, о загадочном конце осведомленный,
Любуется твоей душою обнаженной!
Да! Размышлять, стареть, затем оставить мир,
Под взглядом пристальным вот этих черных дыр
Молиться, чувствуя, что прах тебе внимает,—
Вот чем владею я. Мне этого хватает.
Торквемада
(в сторону)
Он озарил меня! О, до чего ж он прав!
Так древле Константин, от бога власть приняв,
Лабарум в небесах увидел! [29] Так древле Константин… Лабарум в небесах увидел! — лабарум (латинское слово) — воинское знамя с изображением креста; согласно церковной легенде, было введено восточноримским императором Константином (273–337), впервые объявившим христианство государственной религией, в память победы над его соперником Максенцием, так как накануне сражения Константин якобы увидел в небе огненный крест, предвещавший ему победу.
(Указывая на череп)
Не отрину
Я знака этого! Подобно Константину,
Победу одержу! Отшельник, муж святой,
Все христианство мне со стороны другой
Сумел ты показать! Вот истинная вера!
Возьму я глобус твой! Нужна мне эта сфера!
Пусть этот мрачный риф укажет в гавань путь.
На знамени живых ты символ смерти будь!
(Франциску Паоланскому)
Огонь прекрасен, коль его не осквернили,
Но был и Доминик понять огня не в силе:
Хотел казнить огнем! А в этом разве суть?
Я для спасенья душ хочу костры раздуть.
Понятно?
Франциск Паоланский
Торквемада
Хочу разжечь такое пламя,
Чтоб исцелительными мощными кострами
Весь мир был озарен. Во тьме ночи моей
Мне говорит Христос: "Иди! Иди смелей!
Цель оправдает все, коль ты достигнешь цели!"
Франциск Паоланский
(ставит на большой камень хлеб, каштаны и кувшин с водой)
Каштаны, хлеб с водой… Попили бы, поели!
А что касается до замыслов таких,
То я заранее конец предвижу их.
И буду я Христу-спасителю молиться,
Чтоб, прежде чем костер ваш первый загорится,
Вас разразил бы гром, — да, сын мой, — в тот же час.
Для человечества так лучше и для вас!
Торквемада
(в сторону)
Не понял муж святой! И, по ответу судя,
Он в одиночестве ума лишился.
Франциск Паоланский
Люди
Родятся для любви. Мы братья, мы друзья.
Бесцельно убивать нельзя и муравья.
Господь над всем живым сознание людское,
Как крылья, распростер — над травами, листвою,
Над кручей горною, над пеною волны.
И смертью никого карать мы не должны.
Народу — вольный труд, а птице — зелень веток,
И всем на свете — мир. И — ни цепей, ни клеток!
Коль человек — палач, так кто ж господь? Тиран?
Крест — вот евангелье! Мечом грозит коран!
Так пусть же на земле, где столько мглы клубится,
В благословение вся злоба превратится.
Суд часто и неправ. Довольно кар! Встает,
Как вызов небесам, ужасный эшафот.
Пусть сам господь казнит! И дерзки мысли эти—
Гроб в услуженье брать! Цветы, плоды и дети,
Голубки, женщины — священны все они.
Благословенно все, на что ты ни взгляни.
И бесконечный мир в себе я ощущаю,
Мольбу великую с гор в пропасть изливаю.
А папа? Я скажу, что надо чтить его,
Всегда надейся, всех прощай — и никого,
О сын мой, не карай! Преступнику — пощада.
Заставь покаяться, уж если это надо.
Молиться, и любить, и верить — вот закон.
Кто выполнит его — спасен.
Читать дальше