Эгон Раннет - Пьесы

Я а г у п. Насмехается. Он пьяница и распутник, а я не терпел такой жизни и сейчас не терплю.

Пауза.

М э э л а. Скажи — ты шел через мост Альткоольме? Верно, дорогу к нам совсем затопило?

Я а г у п (добродушно) . Начисто. Благодарение богу, скоро новый мост построят… А старый, эту рухлядь, завтра ломать начнут…

М э э л а. Значит, машина уже не придет?

Я а г у п. Если днем не пришла, так теперь и подавно…

М э э л а. Смеешься? Сколько времени ходил злющий, как хорек, фыркал. Ответь — ты, верно, не хочешь, чтобы Адам приехал сюда?

Я а г у п. Чего там скрывать? Видит бог, не хочу!

М э э л а. И все-таки написал ему — приезжай, когда вздумаешь?

Я а г у п. Военная хитрость, дочка. У Адама и раньше был такой характер: откажешь ему в чем-то, он сразу же — давай. А предложишь — у него и охота пропала. Потому-то я и позвал его. И гляди-ка, не приехал, негодник! Не приехал…

М э э л а. Но ты называешь себя его другом?..

Я а г у п (иронически) . Адам поучал меня в свое время: вежливые и образованные люди никогда вражды не выказывают, даже если человек и не по нутру им.

М э э л а. Так, значит, вы вовсе и не друзья, а?..

Я а г у п. Нет. Если хочешь знать, он враг мне!

М э э л а. Но почему?

Пауза.

Я а г у п. Великое счастье, что он не приехал. Нечего ему делать здесь.

М э э л а (с легкой иронией) . Яко же и мы оставляем должникам нашим…

Я а г у п (со вздохом) . Не ведаешь, что болтаешь!

М э э л а. А мне все-таки жаль, что он не приехал… Да, очень жаль. Как было бы чудесно провести всю зиму под одной крышей с художником, разговаривать, спорить… Искусство всегда интересовало меня. Для чего я все последнее время столько читала? Даже газеты за несколько лет перерыла…

Я а г у п. Никто не принуждал тебя.

М э э л а. Боялась, вдруг покажусь ему глупой.

Я а г у п. Велика беда!

М э э л а. Его приезд был бы для меня большим счастьем…

Я а г у п. Глупая! Если бы ты его знала…

М э э л а. Я знаю! (Закатывает наверх схему районов. Под ней — автопортрет Адама.) Сколько времени я провела в этой комнате вдвоем с ним… Удивительный человек! Посмотри на его глаза… Я ни на одном портрете не видела таких глаз — дерзких и… влюбленных!

Я а г у п. Ты и в самом деле глупая… как и все женщины!

М э э л а. Что знаешь ты о женщинах? Я не понимаю — если ты ненавидишь Адама, считаешь врагом, почему давно не сжег его портрет?

Пауза.

Я а г у п (помолчав) . Хочешь знать — почему… Хорошо! (Переворачивает портрет: на обратной стороне холста — портрет молодой женщины с обнаженными плечами.) Видишь… вот поэтому и не сжег. И закрашивать не стал, он все равно бы остался.

М э э л а. Какая красивая женщина… Кто это?

Я а г у п. Мария.

М э э л а. Мария?.. (Всматривается в портрет.) Почему мне кажется, что я видела ее?

Я а г у п. Это мать твоего мужа.

М э э л а. Мать моего мужа… Какие глаза! Они словно живут… Отчего у нее такое выражение лица — на губах улыбка, а в глазах отчаяние?.. (Отходя в сторону, шепчет.) Посмотри, отец, она следит за мной взглядом… Это Адам писал ее?

Я а г у п. Он.

М э э л а. О, Адам — большой художник… действительно большой художник!

Я а г у п. Не знаю. Он большой бабник, вот это я знаю. У него столько внебрачных детей, что, вероятно, он и сам потерял им счет.

М э э л а. Может, это сплетни?

Я а г у п. Адам — последний мерзавец! По крайней мере по отношению к Марии…

М э э л а. Но… кем была тебе Мария?

Я а г у п (после долгой паузы) . Ладно, скажу… Когда-то и я любил эту женщину. В те годы лицо у меня было гладкое, а на макушке росли волосы… Я надеялся, что Мария выйдет за меня замуж. Но в один прекрасный день появился этот Адам, попросил на несколько ночей приюта…

М э э л а. И ты пустил?

Я а г у п. Он прожил у меня несколько месяцев… Адам был веселый малый, он нравился мне тогда… и, к несчастью, еще больше — Марии.

М э э л а. К несчастью?..

Я а г у п. Они оба были молоды, я же лет на пятнадцать старше Марии и такой… обыкновенный.

М э э л а. Обыкновенный?

Я а г у п. Возможно, я был чересчур неуклюж и суров…

М э э л а. Да?..

Я а г у п. Адам шутил, смеялся… В ту пору он не пил. Теперь пьет. И чем больше пьет, тем большей скотиной становится.

М э э л а. Правда?..

Я а г у п. Он замечательно рисовал цветы. Вот тут, на косяке, он нарисовал для Марии белую розу. Все думали, что это живой цветок. Даже росинки были видны…

М э э л а. А где эта роза теперь?

Я а г у п. Вырубил топором… Ведь Адам отнял у меня Марию.