Цезарь Солодарь - Ситцевый бал

Л и д а. Что случилось?

Т у ш е ч к и н. Я увидел ваш портрет… (Тянется к газете.) И мне… показалось, что я сошел с ума… Не мог себе представить, что вы…

З а с т е н ч и в ы й (выхватывает газету) . «Лидия Зуева, установившая вчера новый рекорд в беге с барьерами…».

Л и д а (Застенчивому) . А вам не кажется, что вы сошли с ума?

З а с т е н ч и в ы й. Еще что! Я как увидел вас, сразу понял, что вы спортсменка…

Т у ш е ч к и н (мигом пришел в себя) . Врет! Врет!

З а с т е н ч и в ы й. И боялся заговорить с вами: ведь я-то всего волейболист второго разряда…

Т у ш е ч к и н. Ложь! Все ложь!

Л и д а (сурово) . Посмотрите ему в глаза. (Застенчивому.) Идемте, Игорь.

З а с т е н ч и в ы й (не веря своему счастью) . Но у меня только второй разряд.

Л и д а. Тушечкину полезно побыть одному. Идемте. (Идет к двери.)

Т у ш е ч к и н (патетически) . Лидочка! Неужели вы меня оставите? Одного! В такой момент!

Л и д а. Вы правы. Одного вас оставить нельзя. Надо вызвать ваших лучших друзей. (Идет к телефону.)

Т у ш е ч к и н (загораживая телефон) . Кого?

Л и д а. Прежде всего Игоря Тер-Ованесяна…

Т у ш е ч к и н (испуганно) . Не стоит…

З а с т е н ч и в ы й. Тогда Валерия Воронина.

Т у ш е ч к и н. Нет-нет!

Л и д а. Но Скобликовой обязательно надо позвонить!

Т у ш е ч к и н (ложится на телефон) . Не надо!

Л и д а. Но почему же? Ваш близкий друг. Она тут же примчится…

Т у ш е ч к и н. Я уже… в порядке…

Л и д а. Я дам вам совет. Вернее, целых три.

Т у ш е ч к и н (умоляюще) . В другой раз… Зачем при посторонних?!

Л и д а. Нет уж, выслушайте. Первый. Бросьте, Тушечкин, вашу кипучую деятельность в сфере спорта. Второй. Займитесь утренней зарядкой, для начала по группе пенсионеров. И третий. Иногда, Павел Митрофанович, почитывайте что-нибудь кроме спортивных таблиц. Хотя бы стихи. (Уходит.)

Т у ш е ч к и н (падает в кресло) . Какой удар!

З а с т е н ч и в ы й (в дверях) . Вас ждет второй удар: придется заплатить штраф за напрасный вызов «скорой помощи». (Уходит.)

Т у ш е ч к и н (вдогонку) . Не выйдет! Теперь у меня самый настоящий обморок! Вот смотрите! (Падает на спинку кресла откинув руки.)

Вот уже к третьему сборнику одноактных пьес Цезаря Солодаря пишу я послесловие. Почему? Только ли потому, что много лет тому назад мне довелось в какой-то мере поддержать становление Солодаря как драматурга? Или потому, что меня подкупает его давняя и неостывающая верность одноактной драматургии, которой не так уж много известных драматургов отдают свои силы и дарование?

Нет, мое стремление помочь читателям глубже разобраться в содержании и существе книг одноактных пьес Солодаря объясняется другим: каждая из них разительно отлична от предыдущей, обладает своим ощущением пульса времени, каждая открывает новые грани «малой» драматургии, насущно необходимой нашему театру, преимущественно бурно развивающимся самодеятельным драматическим коллективам. Именно эти черты прежде всего интересны и привлекательны для меня в сборнике пьес Солодаря.

Вот почему, прежде чем обратиться к пьесам, с которыми только что ознакомились читатели, следует вкратце коснуться предыдущих сборников автора.

«Маленькие комедии» — такое название достаточно точно характеризовало жанровую принадлежность шести пьес, вошедших в книгу, изданную в 1963 году издательством «Искусство». Что же касается их идейной направленности, то они, как это присуще всему творчеству драматурга, показывали образы активно действующих современников, особенно молодых, их кипучую борьбу за развитие социализма. Обличая хапуг и карьеристов, рвачей и чиновников, драматург во всех комедиях противопоставлял им органически вплетающихся в сюжетную ткань советских людей, решительно идущих в бой против всего, что мешает нашему движению вперед. «Маленькие комедии», несмотря на подчеркнуто лирическую окраску, разили тех, кто мешает созидательной работе советского общества.

Совсем иным оказался драматический пафос сборника «Семейный обед». Его отличало не только жанровое многообразие пьес, не только то, что вместе с комедиями и водевилями автор предложил читателю и драмы. Кстати, говоря о драмах, я имею в виду не такую широко известную, как «Сверстники грозы», неоднократно издававшуюся у нас и за рубежом и уже более четверти века входящую в репертуар многих театральных коллективов. Зерно сборника составили драмы «Голубой снег», «Семейный обед», «Сестры». Все они, хотя действие происходит в послевоенное время, навеяны героическими эпизодами Великой Отечественной войны, участником которой был драматург. От Подмосковья до Берлина прошел он вместе с действующими частями путь военного корреспондента. Это, естественно, получило отражение не только в его одноактной драматургии, но и в «полнометражных» пьесах «Первые рубежи» («Декабрь 41-го»), «Портрет», «Твой милый образ».