Дэвид Говард - Как работают над сценарием в Южной Калифорнии

Эвелин в этом смысле — противоположность Джейка, она часто подвержена сильнейшим приступам неуверенности, хотя порой удивляет и саму себя, и Джейка неожиданной решимостью (например, когда спасает Гиттеса на выходе из дома престарелых). Но все же по большей части Эвелин и сама не верит в то, что говорит, запинается и оговаривается, бесконечно путается в своих утверждениях, то несмело настаивая на своем, то вдруг противореча себе самой. Эта неуверенность — прямое следствие истории жизни Эвелин, травмирующих ее девичью психику отношений с отцом и долгих лет полной зависимости от мужа.

Ной Кросс и Джейк — личности во многом похожие, но есть между ними одно серьезное отличие. Как и Джейк, Кросс уверен, что в состоянии безошибочно судить о людях, и настолько же привык добиваться своей цели. Но Джейком всегда движет желание помочь своим клиентам и вообще людям, попавшим в беду, а Ноя не волнует ничего, кроме собственной выгоды. Кросс нацелен лишь на приумножение власти, а Гиттес, на подсознательном уровне, жаждет быть полезным и ценным.

Развитие истории складывается так, чтобы ощущение «китайского квартала» у Джейка и, соответственно, у аудитории нарастало. Мы словно бы раскачиваемся на качелях, то уверяясь в том, что понимаем суть происходящего, то убеждаясь, что очень далеки от разгадки. По принципу матрешки мы находим под каждым новым слоем тайны еще один. С удивительной частотой Джейк решает, что распутал клубок загадок: когда он думает, что Эвелин держит в плену девушку в белом, или когда уверен, что она случайно убила мужа из ревности. Но стоит Гиттесу нащупать почву, как новые обстоятельства сбивают его с ног.

В данном случае мы как зрители целиком и полностью зависим от героя, мы практически всегда знаем лишь то, что знает он, и это проявляется буквально во всем — начиная с того, как рассказана история, и заканчивая тем, как фильм снят (см. раздел «Зрительный ряд»). Это сводит к минимуму возможность использования скрытой иронии, во всяком случае по отношению к главному герою. Исключение составляет эпизод, когда Джейк рассказывает сальную шутку своим компаньонам, не подозревая, что за спиной стоит миссис Малрэй. Мы еще не знаем, кто она и зачем пришла, но ее присутствие обеспечивает скрытую иронию, которая делает эпизод эффектным и запоминающимся.

В сценах с другими персонажами, особенно с Эскобаром, мы куда чаще сталкиваемся со скрытой иронией. Почти в каждой встрече Джейка с лейтенантом есть ирония, и мы понимаем, как далека полиция от истины. Использование иронии в этих сценах одновременно усиливает наше восхищение проницательностью Джейка и увеличивает наше сочувствие герою, ведь его несправедливо обвиняют в шантаже и других прегрешениях. Сцены с Элбертоном также наполнены скрытой иронией.

Настроение и атмосфера очень важны для этого фильма, так что создатели часто прибегают к сценам подготовки и завершения событий для усиления эффекта. Первый визит Джейка в дом Малрэев предвосхищает длинная подготовка: мы видим подъездную дорожку к дому, загадочного дворецкого-китайца, герой ожидает у двери, поглядывая на человека, до скрипа полирующего автомобиль. И наконец, перед зрителем предстает Эвелин в полном проявлении своего характера. С этого момента и начинаются неожиданные повороты сюжета.

Джейк едет осмотреть долину на северо-востоке города, и перед нами открывается идиллически-спокойный вид залитых солнцем апельсиновых рощ — подготовка к встрече с воинственно настроенными фермерами. В финале сцены Джейк приходит в сознание и видит склонившуюся над ним Эвелин.

Перед тем как Эвелин и Джейк навещают дом престарелых, нагнетается нужное настроение. Мы видим здание дома престарелых и подъезд. Но вот они лгут управляющему, получают нужные сведения и спасаются от нападения, запрыгнув в машину. По дороге домой между ними повисает задумчивое молчание — завершение сцены.

Важнейшая закладка фильма — создание метафоры «китайский квартал». Реальный китайский квартал впервые упоминается в начале фильма и затем фраза всплывает вновь, но с каждым разом метафорическое ее значение, т. е. ощущение полного непонимания происходящего, усиливается. В какой-то момент физическое место сливается в нашем восприятии с метафорическим смыслом. «Это раздражало всех», — однажды скажет Джейк Эвелин о прошлом в китайском квартале, когда «ты не всегда можешь объяснить, что происходит». В финале, когда нам все-таки удается избавиться от этого ощущения, если не считать смерти Эвелин и дальнейшей судьбы ее дочери, мы слышим фразу, которая завершает превращение китайского квартала в метафору: «Забудь об этом, Джейк. Это китайский квартал». И эти слова врезаются в память.