Иван Лазутин - Укротители молний

Продолжительная пауза.

Е г о р. Ну что я тебе скажу?.. Мы с тобой знаем друг друга с того дня, когда твой отец первый раз привез тебя на охоту на наши озера. Потом — пять лет в университете в одной группе, больше года здесь… Думаю, что ты меня знаешь.

С е р г е й (грубо) . Короче!..

Е г о р. Если у Тани не получится жизнь с Игорем и если у нее что-то осталось ко мне от прежнего — я готов ей простить все.

С е р г е й. Этому не бывать!

Е г о р. Почему?

С е р г е й. Надо смотреть правде в глаза. Ты же знаешь — Таня предала тебя! Говорю тебе об этом как родной брат Татьяны, который ее любит и которому ее очень жалко. Но я жалею ее как брат. А ты хочешь пожалеть по-другому.

Е г о р. Знаешь что?! Ты много на себя берешь!

С е р г е й. Учти одно: если ты хочешь соединить свою судьбу с Татьяной из жалости — во мне ты увидишь своего врага! (Пауза.) Нет, Егор, не надо… Жалость твоя убьет Татьяну, она ее всегда будет чувствовать… А так, одна, она справится. Она сильная.

Е г о р. Ты все сказал?

С е р г е й. Нет, не все.

Е г о р. Договаривай, раз начал.

С е р г е й. Напрасно своим пуританским равнодушием ты мучаешь Элен. Ты же видишь, как она любит тебя.

Е г о р. Что, что?!

С е р г е й. Перечитай рассказ Льва Толстого «Отец Сергий». Выведен там один этакий чудачок. Разумом он хотел погасить в себе бунтующую плоть. Пытался, а не получилось.

Е г о р. Однако ты злой!

С е р г е й. Я все сказал. (Одевается.) Пойду на разгрузку. Да проверь, не ошиблась ли Элен в вычислениях. Последнюю неделю, когда стало известно, что мы покидаем остров, она живет как во сне. Не видишь этого только ты один. (С порога.) Я ее пришлю. Хорошенько проверьте последние отчеты. В Москве этим заниматься будет некогда. (Уходит.)

Егор погружается в записи, лежащие на столике Элен. Встает, ходит по избушке, курит. Входит Э л е н. С мороза она разрумянилась.

Э л е н. Серьежа мне велел к тебе. (Раздевается.) Нужно проверить мои расчеты. (Греет дыханием озябшие пальцы.)

Е г о р. Через месяц, Элен, мы будем спасаться от жары на берегу Атлантики. (Мечтательно.) Французская Гвиана! В одном названии — и музыка, и тайна, и поэзия…

Э л е н (рассеянно) . А у меня с отъездом с нашего… ледяной остров обрывается сразу все: и музыка, и тайна, и поэзия…

Е г о р. Что с тобой, Элен? Вспомни, какой ты была, когда прилетела к нам?..

Э л е н. Не спрашивай меня сейчас ни о чем. Мне так хочется плакать…

Е г о р. Элен!..

Э л е н (строго и исповедально) . Все, что я хочу тебе сказать сейчас, я скажу в Москве. (Подходит к Егору, кладет ему на плечи руки.) Разреши мне тебя целовать… как друга?.. (Целует Егора и припадает головой ему на грудь.)

Продолжительная пауза.

Затемнение.

Московская квартира Ракитиных. Гостиная. Стол накрыт празднично: вина, коньяк, водка, холодная закуска… В углу комнаты зажжена сверкающая нарядная елка. В гостиной Т а н я, И г о р ь, Б о р о н е ц к и й ведут непринужденный разговор. М а р г а р и т а П е т р о в н а хлопочет у стола. Забинтованная правая рука Тани висит на косынке. Видно, что она нервничает.

М а р г а р и т а П е т р о в н а. Странно… Леонид Сергеевич звонил час назад, а их до сих пор нет. (Смотрит на часы.) До боя курантов осталось полчаса.

И г о р ь. Был бы на ходу мой «форд» — все давно уже сидели бы за столом.

М а р г а р и т а П е т р о в н а. Ах, оставь, «форд», «форд»… Лучше бы его никогда не было!

Б о р о н е ц к и й. Кажется, у древних греков было поверье: возвращаться к родному очагу в день больших празднеств — к счастью.

М а р г а р и т а П е т р о в н а. Если бы так…

Б о р о н е ц к и й. Вы же отлично знаете: ваш сын уехал из дома почти мальчиком, а возвращается с женой и готовой диссертацией! В моей лаборатории за ним забронирована штатная единица.

М а р г а р и т а П е т р о в н а. Сегодня есть вакансия, а завтра ее не станет…

Б о р о н е ц к и й. Все уже согласовано с руководством института.

М а р г а р и т а П е т р о в н а. Боюсь, как бы Островерхов не наложил на Сергея свою лапу. Он у них в Новосибирском академгородке царь и бог.

Б о р о н е ц к и й. Островерхов много на себя берет. А потом, ко всему прочему, есть кодекс закона о труде. Сергей Леонидович подает заявление об уходе, и если его просьбу не удовлетворяют, то через две недели он волен сам распоряжаться своей судьбой. Но это — последняя мера! Постараемся все уладить так, чтобы после экспедиции во Французскую Гвиану все устроилось обычным переводом.