Слышен ее голос: «Что, опять пожаловала? Господи, да когда это кончится? Ну, чего стоишь, входи…»
(Вводит М о ш а р и х у.) Вот, полюбуйся, Лизанька! Милости просим. Давно не жаловали посещением.
М о ш а р и х а. …пробочку понюхать.
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. Дрожит-то как! Замерзла небось, горюшко ты мое горькое. (Подает чай.) Выпей, Антонида. Согреешься.
М о ш а р и х а. Пробочку понюхать…
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. Да ты что сердце-то мое надрываешь? (Всхлипывает.) Господи, наставь ты ее на путь истинный. (Лизе.) Она ведь мне дальней родственницей приходится. Гляжу на нее, а сердце так и замирает. Ну, чего смотришь? Пей. (Поит Мошариху.)
М о ш а р и х а. Спасибо, спасибо, Клавдеюшка… (Постепенно приходит в себя, оглядывается.) Христос воскресе…
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. Да ты что! До пасхи целая неделя, а она христосоваться пришла.
М о ш а р и х а. Хорошо у вас, как в гнездышке… Только ты скажи, Клавдеюшка, почему это ты, как я замуж вышла, здороваться перестала? Помнишь?
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. Не будем об этом, Антонида Власьевна.
М о ш а р и х а. Родители мои честно век свой прожили. Да и я сама не так уж грешна была. А?
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. Может, поесть хочешь?
М о ш а р и х а. Пробочку бы понюхать.
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. Я вот тебе понюхаю. (Подает еду из буфета.) Поешь-ка, милая.
М о ш а р и х а (ест) . Меня, бесприданницу, Лука-то за красоту взял. Так и говорил: за красоту беру. Верно, жила я, как сыр в масле каталась. Только души своей — бог свидетель — не испоганила.
С черного хода входит К у з ь м и н.
К у з ь м и н. Ну, Гавриловна, принимай работу. (Увидел Лизу.) Здорова будь, Лизавета.
Л и з а. А ты что тут делаешь, дядя Никифор?
К у з ь м и н. Да вот подрядился в завозне прибрать.
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. Прибрал?
К у з ь м и н (берет под козырек) . Так точно!
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. Ну, садись, чаем напою.
К у з ь м и н. Вода мельницы ломает. Ты уж мне, Гавриловна, чего другого набулькай.
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. И этот про то же! Вот греховодники. (Уходит.)
Кузьмин, посмеиваясь, идет за ней.
М о ш а р и х а. Пробочку бы понюхать… Что-то я сказать хотела? А-а, вспомнила… Умирал мой Лука-то, всю правду мне открыл. Слышишь, девушка? Молись, говорит, за меня, Антонида, душегуб я! Троих он, невинных, топором… А я с ним, с таким-то, столько лет прожила, сладости из рук его поганых брала. На деньгах-то кровь людская. А все, что на мне надето, на те деньги куплено. Выходит, и на мне она, кровушка… (Плачет.)
Возвращается К л а в д и я Г а в р и л о в н а.
К л а в д и я Г а в р и л о в н а. Ну что же ты, в самом деле. Пойдем-ка лучше, пойдем…
Уводит Мошариху. Следом идет Лиза.
В гостиную входит К р а с и к о в со скрипкой в футляре. Заглянул в дверь комнаты Ульянова, вынул скрипку, играет.
У л ь я н о в открыл дверь, прислонился к косяку, слушает.
У л ь я н о в (увидев, что Красиков хочет закончить) . Играйте, пожалуйста, играйте!
Красиков с большим подъемом закончил пьесу.
(Пожал ему руку.) Как давно я не слушал Чайковского! Спасибо… (Посмотрел на часы.) Ну-с, а вы, батенька, не очень-то точны…
К р а с и к о в. Не моя вина, Владимир Ильич.
У л ь я н о в. Что такое? Шпик?
К р а с и к о в. Три раза одно и то же лицо встретил. Пришлось задержаться.
У л ь я н о в. Правильно. Осторожность никогда не помешает.
Красиков подает лист бумаги.
Гм… (Читает.) Кто писал эту чушь?
К р а с и к о в. А вы не догадались?
У л ь я н о в. Крупицкий. Понимаю… Глумится над социал-демократами, мечтающими создать партию. Но мы создадим ее, создадим!
К р а с и к о в. Знали бы вы, как я с ним разругался.
У л ь я н о в. Что ж, за правду стоит подраться. И вот что, Петр Ананьевич, засучивайте-ка рукава!
К р а с и к о в. Драться? Со мной?
У л ь я н о в. Да, да, прямо на кулачки! (Шутливо колотит Красикова под бока.) Сдаетесь?
Смеются.
К р а с и к о в. Сдаваться без боя? Не хочу! Начинайте.
У л ь я н о в. На примере с Крупицким вы убедились, что ваши доморощенные критики Маркса распоясались. А вы, социал-демократы, сидите сложа руки. Вчера был на диспуте у молодежи. Горячие головы, но заросли дремучим бурьяном. А вы… вы подвигаетесь к ним чуть ли не по-рачьи. Вы знаете, как это называется?
Красиков молчит.
Кустарничество. У вас столько рабочих — железнодорожные мастерские, строители моста. А вы даже не удосужились побеседовать с ними. А не создать ли среди рабочих постоянный марксистский кружок?
Читать дальше