Иван Кычаков - Гонцы весны

З а п о р о ж е ц. Да уж скорее бы! Пусть ссылка, пусть каторга, только не эта проклятая духота!

В а н е е в. Говорите, каторга? Ну нет, до нее вы недоросли. Ну кто вы для его императорского величества? (Став в позу.) Отвечайте!

З а п о р о ж е ц. Толя, не шути…

В а н е е в (продолжая игру) . Вы — Запорожец — студент-недоучка. (Говорит ломаным языком.) Челофек с неопределившимися фсглядами, попавший на удочку этих… как их… социалистов?! Бомбы изготовляли?

З а п о р о ж е ц. Боже меня упаси, ваше императорское величество.

В а н е е в. Швыряли?

З а п о р о ж е ц. Что вы! Я боюсь грому, ваше императорское величество.

В а н е е в. О, о, тогда вы есть мой верноподданный раб?

Запорожец молчит, к чему-то прислушивается.

Что же ты молчишь, Гуцул?

З а п о р о ж е ц (тихо) . Стучат?

В а н е е в. …А я бы ему ответил: «Да, я не швырял бомб, но делал кое-что похуже. Я распространял листовки, создавал кружки, готовил первый номер газеты «Рабочее дело». (Гордо.) Я член «Союза борьбы за освобождение, — слышите, — освобождение рабочего класса».

З а п о р о ж е ц. Идут… Сюда идут. Сховайте меня! (С криком бежит в угол, бьется о стену, кричит.) Сховайте меня, сховайте, а-а-а!

В а н е е в. Гуцул, что с тобой? Запорожец, очнись. (Держит его.)

З а п о р о ж е ц. Кто? Кто вы? Отпустите меня!

В а н е е в. Петя, я Ванеев, ты что — не узнаешь меня? (Подает воду.)

З а п о р о ж е ц. Ванеев… А-а, Минин… Но почему мы вдвоем? Я же все время был один?

В а н е е в. Мы же в Бутырке. Ты что, друг? Забыл? Мы ждем, когда соберется партия. Нас повезут в ссылку. В вагонах. Понимаешь? Паровоз… ту-ту-у!

З а п о р о ж е ц. Да, да, ждем… К нам кто-то входил?

В а н е е в. Да нет. Мы играли в шахматы. Ты опять продул.

З а п о р о ж е ц. А… а император?

В а н е е в (смеясь) . Да это же я пошутил с тобой, Петя. Ты что — в самом деле подумал, что…

З а п о р о ж е ц. Значит, впереди ссылка. Сибирь. Метели. Мороз… Морозит меня… Следователь — он же принимает меня за главаря. (Трогает стену рукой.) Карточный домик.

В а н е е в (смеясь) . Уж не кажутся ли тебе эти стены картонными?

З а п о р о ж е ц. Замолчи! Это — камень. Я знаю. Об эту стену можно разбить голову… А наш «Союз» — карточный домик. Они нажали, и он… развалился.

В а н е е в. Поднимаются новые всходы.

З а п о р о ж е ц. Всходы… А сколько сорняков?! И каких сорняков! Они глушат наши побеги, вгрызаются нам в горло, проникают в нервы и жилы, сосут мозг и кровь…

В а н е е в. О ком ты говоришь?

З а п о р о ж е ц. А ты не понял? Легальные марксисты, все эти раскольники и фракционеры… умники, трактующие Маркса вкривь и вкось. Вся эта ядовитая сила… Страшно… (Кутается в свою шинель.)

В стене — стук. Ванеев, дав знак Запорожцу, слушает сигналы.

В а н е е в (читая сигналы) . «О нас хлопочет Старик». Ты слышишь, Петя? «Он написал проект Программы. Встреча в Красноярске». Все… (Встал, подошел к окну.) Будет партия… Будет длинная, трудная дорога. Будет… А потом будет много солнца и много счастья. Будет!

Где-то далеко возникает песня.

З а п о р о ж е ц. Что они поют?

В а н е е в. «Варшавянку» — нашу песню. Ее сочинил Глеб. Слышишь? У нас есть своя песня. Пой, Петя… (Подхватывает песню, но тут же останавливается, поднимает руки, как бы приветствуя кого-то.) …Ну, что ж, здравствуй, Сибирь! Как-то ты нас встретишь…

Песню поет вся тюрьма. Доносятся крики надзирателей: «Прекратить песню!» Топот ног, удары прикладов о железные двери. Но песня звучит все сильнее, и нет силы, способной заглушить ее.

…Мягко, ритмично стучат колеса, мелькают виды, как за окном вагона, и звучит голос — спокойный, уверенный и немного насмешливый.

Г о л о с У л ь я н о в а.

…Станция Обь, 2 марта 1897 года. Пишу тебе, дорогая мамочка, еще раз с дороги. Остановка здесь большая, делать нечего, и я решил приняться паки и паки за дорожное письмо…

Я переехал сейчас на лошадях через Обь и взял уже билеты до Красноярска.

Переезд приходится делать потому… что мост еще не готов.

…Движение поездов здесь уже совсем непозволительное… чем дальше, тем тише ползут поезда.

Если придется ехать на лошадях к месту назначения, то, разумеется, придется приобретать тулуп, валенки и даже, может быть, шапку…

…Я здесь все ночи без исключения прекрасно сплю. Окрестности Западно-Сибирской дороги… поразительно однообразны: голая и глухая степь. Ни жилья, ни городов, очень редко деревни, изредка лес, а то все степь. Снег и небо — и так в течение всех трех дней. Дальше будет, говорят, сначала тайга, а потом, от Ачинска, горы. Мороз крепкий… но переносится он несравненно легче, чем в России.