Наталия Грачева: Перипетии судьбы

Невестка Семена Аркадьевича перевелась со службы в колонии в обычную районную поликлинику, потому что, по ее собственным словам, боялась ненароком прибить кого-нибудь из бандюганов после случившегося с ее мужем. На самом же деле она бросила все свои знания и умения на то, чтобы привести в порядок здоровье своих близких.

Пусть с горечью, приправившей после известных событий сердца четырех родных людей, нарушенное однажды мирное течение их жизни продолжилось…

«Не хочу. Ничего не хочу… Отстаньте… Все… – с трудом удерживал в голове обрывки мыслей Михаил или Мойша, как иногда в шутку называла его мама, а с недавних пор еще и Михайло, по версии вновь обретенных друзей. – Мысли! Ох уж, эти мысли… Ну, сколько ж можно-то? Не хочу!»

Похоже, отпускало. Еще недавно одержимость радостью уничтожения всего и вся замещала боль, а полное отсутствие каких-либо дум освобождало от необходимости осознавать сотворенное…

Но вот опять… Они пришли… мысли…

Михаил хорошо знал, что вот-вот… и взорвется болью тело, но еще большей болью отзовется-заноет душа.

«Лэся… Что же ты наделала, Лэся? Я ведь так тебя любил… люблю… Зачем же ты так? Зачем меня… сепаратистом? Я же свой. Я же все для тебя! А ты…» И вот уже мышцы подобрались, приготовившись принять порцию разрушающего болевого удара, в голове заныло предупреждающе, пока лишь пугая подступающей мучительностью.

«И с родителями… я ради тебя. И с нациками… в Одессе, и здесь, на Донбассе. Я же в чудовище превратился, Лэся! По детям стрелял, по старикам! Ну какие ж они-то сепары?! А-а-а!!!» Боль ворвалась, как обычно: неожиданно, громко, круша и ломая все в организме Михаила.

«Я же с первых дней с тобой. Весь Майдан вместе, – упорствовал он в нежелании отдаваться на милость страданий. – Ну, вспомни, как это было здорово! Ты же любила меня тогда. Хвалила все время. Гордилась…» Боль оборвала ход мыслей молодого человека, он завыл, закричал.

Словно во сне услышал: «Михайло вiдпустило. Вколи йому ще дозу!»

Миша вырос в дружной интеллигентской семье, по национальной принадлежности смешанной: мама – украинка, отец – одессит со всеми вытекающими, а если сказать точнее, был он евреем. Мальчик носил фамилию матери – Гомилко, потому что в свете последних тенденций в Украине лучше было именоваться украинцем. Всем остальным следовало скромно взирать на выходки свидомых.

Фамилия выручала Мишу не раз. Внешне очень похожий на отца: худой, высокий, черноволосо-курчавый, горбоносый – парень нахватал бы немало «люлей», если б не украинская фамилия. Благодаря материнскому «подарку», «в один незапамятный» он сблизился с местными националистами, которые все же подозревали в нем «жидяку», но как «земеле» прощали ему это.

Несомненно, в Мишиной просвещенной семье дружба с одиозными группами подростков не приветствовалась. Но в последнее время риторика в обществе стала таковой, что в каком-то смысле это было даже на руку парню. По крайней мере, он мог спокойно ходить по улицам, не рискуя быть избитым молодчиками из Правого сектора.

Именно в тот период отношения в Мишиной, еще недавно любящей и благополучной, семье разладились. И все из-за нового подхода к исторической науке в родной стране. Отец – страшный библиофил, перечитавший, казалось, все книги по истории, – был убежденным приверженцем старой, советской, трактовки давнишних событий, а мать – киевлянка, экономист новой формации, читающая по большей части книги по профессии, – отслеживала все телевизионные программы и шоу, посвященные новому взгляду на прошлое.

Михаилу пришлось выбирать не только версию исторической науки, но и родителя, с которым было проще находить общий язык. Несмотря на то, что он чтил и уважал отца, это не помешало ему поверить новому, официальному, трактованию хода истории. По его глубокому убеждению, не могло быть враньем все то, что ежедневно в школе, а потом в университете, на всех ТВ-каналах и в печатных изданиях говорилось о Советском Союзе и нынешней России, где, по версии официальных киевских заправил, историю преподносили тенденциозно, скрывая нелицеприятные факты голодомора и другие примеры геноцида украинского народа, замазывая грязью истинных героев Украины. Ну не могла Русь, по мнению многих, просто так называться Киевской. И почему бы после этого ему, простому одесскому школьнику, а потом студенту, не поверить слово несущим и власть предержащим?