Татьяна Доброхотова - Такая карма

Индия… моя вторая родина. Нет, не так, моя единственная родина до восемнадцати лет. Ничего другого я почти не знал. Редкие наезды к деду не считались, я не чувствовал себя там дома. Все вокруг казалось серым и скучным, люди – слишком холодными, закрытыми, озабоченными чем-то своим, и даже в самое жаркое лето я мерз, подсчитывая дни до того момента, когда белокрылый лайнер вернет меня туда, где так хорошо. Страна слонов и магараджей! Неправдоподобно роскошная и бесконечно бедная! Однажды приняв в свои объятия, ты вошла в мою душу, поселившись навсегда, чтобы грызть, волновать, звать даже за много километров и лет. Мое самое любимое место на земле! Когда я еще мог спать, ты снилась мне через день. Я видел ярко-голубое небо, красную пыль под ногами, слышал крики уличных торговцев и тихий звон джимбо, украшений, которые надевают с сари. Я узнаю тебя даже по запаху, если завязать глаза. Так пахнет только там: жаром, словно из печки, гарью, благовоньями, специями, экзотическими маслами. Палящее солнце обостряет все чувства: краски кажутся ярче, еда вкуснее. Или так кажется всегда, когда мы мысленно обращаемся к собственной молодости. Тогда все было ярче и значимей, эмоциональней. Не знаю. Моя юность осталась там, в нереально далеком, чужом для всех моих сегодняшних знакомых мире.

Мы жили в безобидной и никому особенно с формально-политической точки зрения не интересной стране, так далеко от начальства и проверяющих, что могли себе позволить некие послабления, нигде больше невозможные. Отец занимался своими делами, а мама, чуть осмотревшись вокруг, не поверите, почувствовала интерес к бизнесу. У нее появился маленький ювелирный магазин. Сначала она очень боялась, что опять подставит мужа, поэтому оформила лавку на индуса и тщательно скрывала все от своих знакомых и коллег отчима. Но постепенно поняла, что все русские чем-то таким занимаются тоже, просто об этом не принято говорить. Тогда она вздохнула с облегчением и даже придала своей торговле некий международный размах. Предлагала при случае украшения посольским дамам из других стран, а приезжая изредка в Москву, оставляла своим подругам целые сумки вещиц попроще, для продажи там.

Мама тогда просто влюбилась в затейливые ювелирные штучки, сделанные местными мастерами, и сама с удовольствием носила их. Помню, уже через год она, подобно индийским женщинам, вся была просто увешана золотыми украшениями. В каждом ухе у нее были четыре сережки, и даже некоторое время, тоже подражая индианкам, пыталась носить кольца на пальцах ног. Я помню, мы с отцом смеялись, как неуклюже мама вдруг стала ходить. У местных дам это была бижутерия, а у нее – настоящие брюли. Эти кольца постоянно спадали и у индианок, и у мамы. Потеряв два-три кольца, мама перестала экспериментировать.

Тогда она обратила свой взгляд на нас с отцом. Теперь на каждый праздник она дарила золотые поделки нам. Через несколько лет у каждого собралась приличная коллекция зажимов для галстуков, печаток, запонок, цепочек. Папа изредка еще надевал что-нибудь из этого великолепия при подходящем случае, а у меня все просто лежало кучей в отведенном для этого ящике письменного стола, побрякушки меня никогда не волновали. Но я каждый раз вежливо благодарил маму за очередной подарок. На мое пятнадцатилетие она подарила изумительный браслет: тяжеленный, старинной работы, с двенадцатью крупными бриллиантами. Два тигра сплелись в смертельной схватке. Браслет был сделан так тщательно, что видны были даже зубы, вонзившиеся в шкуру противника. Для мамы его отреставрировали, тогда же на замок была подвешена крошечная буква «А», тоже усыпанная бриллиантовой пылью. В этот раз мама настаивала, чтобы я постоянно носил подарок. Во-первых, потому что красиво, во-вторых, мои одноклассники ходят с украшениями, она сама видела. А в-третьих, этот браслет волшебный, он обязательно принесет мне удачу. Я, конечно, сопротивлялся, но мама просила, и я быстро привык, уже не замечая своего украшения. Мамины заработки позволили нам устроиться удобно, даже с некоторыми излишествами.

У меня была личная служанка, пожилая индианка, которая просто любила меня, как принято там обращаться с детьми, а не старалась воспитать или научить чему-то особенному. Она вкусно кормила, наряжала, провожала и встречала из школы, пела странные, ни на что не похожие песни, когда я болел. Эти песни были красивыми и волнующими, как сказки. В них рассказывалось о старинных героях, что вместе с богами, совершали ратные и человеческие подвиги. Женщины всегда в этих сказаниях были красивы и скромны, а мужчины храбры и предприимчивы. Но больше всего мне нравилось слушать преданья о деяниях богов. Индийские божества были так разнообразны и не похожи друг на друга, и столько удивительных вещей приписывалось им, что я слушал, открыв от удивления рот, как пятилетний.