Уильям Шекспир - Сонеты

Слеза ж твоя — жемчуг, уроненный любовью:
Она лишь искупить все может, словно кровью.

Довольно о своем проступке сожалеть:
На розе есть шипы и грязь в ручье сребристом;
И солнцу, и луне случается тускнеть;
Живет же и червяк в венце цветка душистом.

Все грешны на земле — и сам в том грешен я,
Что поощрял твои сравнением проступки.
Льщусь подкупить себя, чтоб оправдать тебя —
И нахожу исход грехам моей голубки.

Не будет речь моя к грехам твоим строга:
Став адвокатом вновь из прежнего врага,
Я строгий иск начну против себя — и скоро
Меж страстию моей и ненавистью злой,

Кипящими в груди, возникнет ярый бой
Из-за проказ со мной хорошенького вора.

Любовь, что нас с тобой в одно соединяет,
С тем вместе, милый друг, и резко разделяет —
И гибельный позор, что стал судьбой моей,
Приходится мне несть без помощи твоей.

К одной лишь стороне суждения не строги;
А в жизни нас с тобой ждут разные тревоги,
Которые, хоть в нас любви не истребят,
Но множества часов блаженства нас лишат.

Мне без того нельзя почтить тебя признаньем,
Чтоб грех мой на тебя — увы! — не пал стыдом,
А ты не можешь, друг, почтить меня вниманьем,
Чтоб не покрыть себя чудовищным пятном.

Я ж так люблю тебя, что мне уже мученье.
Услышать о тебе и слово в осужденье.

Как сгорбленный отец огнем очей живых
Приветствует шаги окрепнувшего сына —
Ах, так и я, чью жизнь разрушила судьбина,
Отраду нахожу в достоинствах твоих!
О, если красота, богатство, ум, рожденье,
Иль что-нибудь одно, иль все, что я назвал,
Воздвигли в ком-нибудь свой трон на удивленье,
А я привил к ним страсть, которой воспылал,
То я уж не бедняк, несчастный и презренный,
Покамест, облачен в покров их драгоценный,
Могу всех благ твоих владыкой полным быть
И частию твоей священной славы жить.

Все, что я вижу вкруг, иметь тебе желаю;
Когда ж получишь все — я блага все познаю.

Не может Муза в снах и вымыслах нуждаться,
Покамест будет в стих мой пламенный вливаться
Твоих мышлений рой, которым было б грех
В величии своем доступным стать для всех.

Благодари себя, когда мои созданья
Проявят что-нибудь, достойное вниманья!
И как мне не найти на песнь себе ума,
Когда снабжаешь мозг мой крыльями сама?

Будь музой же сама, десятою по счету
И лучшей в десять раз, чем старые, кому
Петь гимны не унять в поэтах нам охоту,
И за собой веди достойных славы тьму.

Когда ж мои стихи прославятся молвою,
Пусть труд живет со мной, а похвала с тобою!

Могу ли восхвалять достоинства твои,
Когда ты часть — меня и целое — любви?
Хваля себя, увы! я время лишь теряю,
А чествуя тебя, себя лишь прославляю.

Поэтому-то нам отдельно надо жить,
Чтоб наша не могла любовь единой быть
И чтоб я мог, когда вниманья удостоишь,
Воздать тебе хвалу, какой один ты стоишь.

Разлука! О, каким была б мученьем ты,
Когда б кровавых мук твоих не подслащала
Возможность посвящать любви свои мечты,
С которыми впросак и Время попадало.

Ты научаешь нас сливаться всех в одно,
Хваля того, кому вдали жить суждено.

Возьми себе все то, что я люблю, мой друг:
Но к прежнему всему не много то прибавит,
Ведь все, что мог бы дать тебе любви досуг,
Уже давно тебя и нежит и забавит.

Я не могу за то сердиться на тебя,
Что ты в делах любви владеешь лучшей долей;
Но грех тебе, когда, влекомый злою волей,
Берешь, что после прочь бросаешь от себя.

Я извиню тебе покражу, похититель,
Когда ты оберешь и всю мою обитель,
Хотя щипки любви бывают тяжелей,
Всей желчности людской и ярости их всей.

О, сладострастье, зло златящее лучами,
Убей меня, но быть не можем мы врагами!

Различные грешки, рожденные свободой,
Когда, расставшись, я не вижуся с тобой,
Не прочь сойтись ладком с твоею красотой,
Затем что идут вслед тебе соблазн с природой.

Ты юн — и потому способен быть прельщен;
Ты статен и красив — и будешь осажден;
А с женщиной сойдясь из тех, кто в свет
родится,
Непобежденным вспять едва ль кто
возвратится.