Аркадий Марьин: Видимо-невидимо

Ну да ладно. Разошёлся я что-то, расчувствовался. Пойду, поем, правда что ли… В животе заурчало. Кормёжки просит. Я зайду ещё. Может, ещё чего скажу. Очень мне нравиться с вами общаться. Ни слова поперёк не скажите, всё слушаете и слушаете. У меня ещё таких собеседников в жизни не было. Я бы вообще отсюда никуда не уходил, если бы ни эти заседания с конференциями. Ух, я их терпеть не могу! Ну, да ладно, вы тут не скучайте, я ещё приду. Ага…

(Уходит).

(Комната отдыха. За столом трое: Анна, Семён и Генрих Модеувкович).

Семён : Ну что это за колода такая? Не карты скоро будут, а тряпочки.

Анна : Я ведь совсем забыла…

Семён : А я потому и напоминаю. Скоро они в руке держаться не будут. Повиснут вот так через руку, и всем будет видно, почему это я вдруг пошёл с девятки.

Генрих : А я знаю, почему ходят с девятки.

Семён : Да-а? Ну вот, теперь и Генрих Модеувкович обо всём догадался. И почему, о, великий картограф вселенной?

Генрих : Блефуют.

Семён : И всё? Могут ещё быть варианты?

Генрих : Блефуют и всё тут!

Семён : Я же говорил. Вот почему мы у него выиграть не можем. Знаток! Блефовальщик!

Анна : Опять вы, Семён, передёргиваете. Не нравится вам Генрих Модеувкович, а вы ведь и сам не сахар. Иногда так оскалитесь, что такой агрессии любой дикий зверь позавидует.

Генрих : Аллигатор, например…

Семён : Начинается критика. А, между прочим, просто о тонкостях игры спросил, о тактике и манере. Вам из-за моего характера всё кажется, что я кого-то укусить хочу. А я просто так разговариваю.

Генрих : Лично я это уже давно понял и нисколько на Семёна не обижаюсь.

Анна : Генрих Модеувкович, добрая душа. Ещё бы вы на кого-нибудь обижались. А мне вот в пору на себя обижаться, в третий раз забываю попросить у этой молодой особы привезти нам новую колоду карт. Это действительно никуда не годится.

Семён : Значит, договорились, в следующий раз не забудете?

Генрих : Я вам напомню, не переживайте.

Анна : Договорились. Ну а пока этими сыграем. Семён, раздавайте.

Семён : Сыграем в «храп»?

Анна : Лучше снова в «тысячу».

Семён : В «храп» уже три дня не играли.

Генрих : А мне всё равно, хоть в «Акулину». Или «верю, не верю». В это я давно не играл.

Семён : Память о покойной бабушке?

Генрих : О какой бабушке? Мы в пионерлагере с вожатым по ночам играли.

Анна : Что, тоже на деньги?

Генрих : Нет, на бутылки.

Семён : Опа! Вы в пионерах уже прикладывались?

Генрих : Прикладывались? Ах, нет, что вы. По правилам, кто сколько бутылок проигрывал вожатому, тот должен был на следующий день столько же собрать в окрестностях лагеря и за его пределами. Вокруг было три или четыре санатория, вот мы и промышляли в сончас поиском стеклотары.

Анна : И много вы ему таким образом проиграли?

Генрих : Да как тут сосчитать. Вот то, что он к концу сезона себе в местном промышленном магазине индийские джинсы купил, это помню точно.

Семён : Значит много. Хитрюга был ваш вожатый.

Генрих : Не знаю. Нам-то нравилось.

Анна : В «Акулину» всё равно играть не будем. С тем же успехом можно и в «сто одно».

Семён : Тогда уж сразу в пасьянс.

Генрих : Разве есть такой, на трёх человек?

Семён : Ну, Гера, и впрямь тебя пожалеть надо. Как же тебя жизнь-то побила.

Анна : Сынок родной, а не жизнь.

Семён : Да помню я. Ладно, давайте снова в «тысячу». Но завтра в «храп». Не зря же я вас учил в него играть. Ну, нравится мне эта игра, как вам эта «тысяча».

Анна : Вы же знаете, что мне больше всего нравится «преферанс», но в него мы играем с субботы на воскресенье.

Генрих : Мне так нравятся эти субботние ночи, когда все спят, а мы: «вистую, распишем пулю, гора, торговля, прикуп!!!». Как у классика.