Константин Симонов: Чужая тень

Лена.Нет. Чем больше я лечила болезней, тем больше мне хотелось, чтобы их вообще не было.

Ольга Александровна.Кажется, мы наконец близки к этому.

Лена.К тому, что не будет болезней?

Ольга Александровна.Нет. Пока хотя бы к тому, что многие из них будут практически не страшны после наших прививок. Наш институт на пороге большого открытия. То есть, вернее, оно в принципе уже наметилось, и нам осталось только поочередно подтверждать его на разных болезнях. На это уйдут, конечно, еще годы и годы, но…

Лена.Ты не писала мне.

Ольга Александровна.Я писала тебе, что мы работаем. Что же еще писать, пока все не кончено? Ты помнишь, как отец еще лет десять назад выдвинул предположение, что должен существовать один общий метод, по которому можно почти безгранично изменять заразную силу любых микробов, ослаблять и усиливать, гонять ее, как ртуть в термометре, и вниз и вверх от нуля.

Лена.Я прекрасно помню, но на моей памяти все это оставалось еще только теорией…

Ольга Александровна.Первое подтверждение мы получили три года назад. Пользуясь одним и тем же общим методом, мы добились громадного усиления заразности самых разных микробов.

Лена.Да, но что это вам дало? Чтобы получить прививки, нужно же, наоборот, громадное ослабление заразности микробов. Или я в своих госпиталях совершенно все перезабыла?

Ольга Александровна.Перезабыла. Здесь важен общий принцип. Раз мы сумели поднять ртуть вверх, рано или поздно мы должны были научиться сбрасывать ее вниз. Год назад мы ослабили заразность первого микроба, полгода назад – второго, шесть недель назад – третьего. Наш метод еще нуждается в поправках: то тут, то там он еще дает осечки. Но одно несомненно: это уже метод. Скоро мы уже не будем, как раньше, десятками лет бродить наугад, в потемках, чтобы, наконец, раз в полстолетие найти одну, вполне надежную прививку. У нас будет в руках метод, при помощи которого мы рано или поздно обезопасим все болезни. Ты смело можешь гордиться своим отцом, несмотря на его скверный характер.

Лена.С чего вы начали?

Ольга Александровна.С самого тяжелого, с чумы. И сейчас, после тысячи опытов на животных, мы неделю назад приняли на ученом совете решение, что имеем право испытать это на человеке, сделать ему нашу прививку, а вслед за этим заразить его чумой.

Лена.И все-таки это страшно!

Ольга Александровна.И все-таки через это надо перешагнуть!

Лена.А скажи, пожалуйста…

Трубников(входя и придерживая за собой дверь). Прошу сюда!

Вслед за ним входит Виктор Борисович Окунев, видный сорокапятилетний человек, очень уверенно держащийся. Он близорук, но не носит очков, и от этого у него привычка щурить глаза, отчего лицо его часто принимает насмешливое выражение.

Окунев.Здравствуйте, Ольга Александровна! Богатой быть: я вас в первую секунду не узнал.

Ольга Александровна.Не мудрено. Вы меня не видели двадцать лет.

Окунев.Девятнадцать. (Внимательно разглядывает ее.) Вот вы какая стали! Живете затворницей, в Москву ни ногой. Летом приезжал сюда, а вы в отпуск укатили. Где же вас увидишь?

Трубников(беря за локоть Лену). Познакомьтесь, Виктор Борисович, моя дочь!

Окунев.Очень приятно. То есть что приятно? Не только вас видеть, но и то, что вы так похожи на Ольгу Александровну в юности, когда я был в здешнем университете студентом четвертого курса, а она только еще поступала на первый. Да, да, представьте себе, этот немолодой грузный мужчина был когда-то студентом четвертого курса. Странно, но так. (Ольге Александровне.) Вспоминаете молодые годы?

Ольга Александровна.Нет. Вспоминать молодые годы – это привилегия старости. А я пока еще ее не чувствую.

Окунев.Женщина, женщина! Прежде всего женщина!

Ольга Александровна.Конечно. А как бы вы думали?

Окунев.Я вас спросил, как ученого, вспоминаете ли вы наши студенческие годы?

Ольга Александровна.А вы в следующий раз предупреждайте, что спрашиваете меня как ученого. Как ученый вспоминаю.

Окунев(глядя на Лену). Как похожа! Молодой врач? Демобилизовались?

Лена.Да.

Окунев.Где будете устраиваться? Здесь или в Москве? Если в Москве (Трубникову), все, что в моей власти…