Александра Флид - Шоу нашей жизни

Они лежали друг на друге, разместившись так, что было не очень понятно, кто на кого и что закинул или положил. Она лежала на его коленях, он сполз со спинки сидения и удобно расположился на ее плечах. При таком раскладе ноги пришлось уткнуть в уголок, не заботясь об удобствах и красивом внешнем виде. Ей было все равно, как они выглядят со стороны и что о них вообще может подумать водитель. И вообще, его дело – везти машину, а не разглядывать пассажиров.

Их оставили у самых ворот, после чего усталые молодожены прошли в главный дом и разместились в самой большой гостиной. Было уже темно, и они зажгли только одну настенную лампу – хоть какое-то подобие романтики. Нора, не стесняясь, улеглась на диван, а Эрик развалился в кресле напротив. Между ними блестел лакированной поверхностью журнальный столик красного дерева.

– У тебя есть родственники и друзья, которые должны знать о нашей свадьбе? – спросил он, прекрасно осознавая, что опоздал с этим вопросом на несколько месяцев. Просто ему хотелось хоть чем-то занять образовавшееся между ними свободное пространство, и этот с виду нейтральный вопрос, по его мнению, подходил просто идеально.

Она покачала головой, перевернулась на спину и поджала ноги.

– Нет. Я одна.

– Совсем одна?

– А ты тоже совсем один?

Он хохотнул и понимающе закивал:

– Ясно, ясно. Хорошо, давай сыграем в дашь-на-дашь. Я говорю о себе, и ты говоришь о себе. Компромат на компромат, все честно.

– Валяй, – уже не заботясь об изящных выражениях, вздохнула она.

Эрик приподнялся, скинул пиджак и выбросил его прямо на пол.

– У меня есть сестра, а мама умерла в прошлом году. Агата – так зовут мою сестру – не приедет, потому что не одобряет это решение. Она считает, что ты исчезнешь из этого дома так же быстро, как и появилась здесь, а значит, наша свадьба не стоит того, чтобы она мчалась сюда на всех парусах, бросала дела и отрывала от школы детей. Давай теперь ты.

Нора немного помолчала, отчего у Эрика возникло стойкое ощущение, что она собирается солгать.

– Я была замужем. У меня были родители. Я ушла от мужа, а родители от меня отреклись.

Это тоже походило на ложь, но ее полная неподвижность и странный ледяной тон подсказали ему, что хотя бы половине из сказанного можно верить.

– А друзья?

– А твои друзья? Те, с которыми ты отдыхаешь?

– Те, с которыми я глотаю дрянь вроде колес и химических коктейлей?

– Да, те самые.

– Я предположил, что ты не будешь рада их видеть.

– Но это же не только мой праздник.

– Ты права, я тоже не буду рад их видеть. Для них я уехал в теплые края, отходить от праздников. На неделю. Это значит, что на эту неделю я твой.

– Вот уж радость какая, – хихикнула она. – У меня нет такой недели – работа ждет и полыхает.

– Тебе платят копейки, бросай ты эту работу.

– Не брошу. Я ее люблю.

– Да ну? Ладно, черт с работой, не хочу сейчас, позже еще поговорим. А что муж? Красивый был?

Нора подтянулась наверх и положила голову на мягко обитую ручку дивана.

– Да. Красивый.

– Как я?

Она повернулась к нему и приподняла брови, отчего Эрик снова почувствовал себя не очень умным человеком.

– Нет, не настолько, – скользнув взглядом по его расслабленному телу, выдала она, а потом вновь отвернулась и устремила взгляд в потолок. – Но женщинам он нравится.

– Женщинам иногда нравятся всякие уроды.

– А мужчинам нет?

Он примирительно улыбнулся:

– Мужчинам тоже. А если он был так хорош, то почему ты его бросила?

– Я и тебя брошу, хотя ты даже лучше.

Она отвечала на его вопросы, но при этом ей удавалось ускользнуть от самого главного, и он всегда чувствовал себя так, словно его надули.

– Не-а, лестью ты меня не усыпишь, – покачал головой он. – Он тебя бил? Он был таким же, как я – торчком и пьяницей? Что он тебе делал?

Нора вздохнула так, что он даже услышал не прозвучавшие, но отлетевшие в ее дыхании слова «А не пошел бы ты со своими вопросами?»

– Он… он поставил мне клеймо на роже, – с какой-то неожиданной ожесточенностью процедила она. – Такое, что не сводится даже новыми ожогами. Вообще ничем не сводится.

– Я обещаю, что не буду ставить на тебе никакие метки, – заверил ее он.

– Пустые слова, – хмыкнула она. – Я опять наступила на те же грабли. Ты не поставишь, твоя жизнь поставит. Будет еще одно клеймо, уже на другой щеке. Но, по крайней мере, этого я уже не буду так стыдиться.

В золотистом свете лампы линии ее тела размылись, и Эрику даже казалось, что она вовсе слилась с диваном. Или просто ей очень хотелось слиться. Белый воротник, расстегнутые пуговицы, у ножек дивана две маленькие туфельки. Черные волосы свисали почти до пола.