Александра Флид: Шоу нашей жизни

– Я и не отвлекаюсь. Мне несложно переодеться. Если это так важно, то я надену платье или что там будет. Все равно все подписи уже проставлены, чего стесняться.

Он взял ее за руку и сжал пальцы:

– Эти фото, они не в альбом, Нора. Они для публики. Если ты не хочешь, чтобы публика видела тебя в определенном образе – голой, раскрепощенной, откровенной или еще какой-нибудь – то лучше откажемся прямо сейчас. Оставь это мне, и я обо всем позабочусь.

Марк покачал головой и вернулся к созерцанию дороги. Когда они уже подъезжали к салону, он перевел взгляд на зеркало заднего вида и натянуто улыбнулся им.

– Эрик очень сильно вжился в роль, и я надеюсь, что у тебя такой профессиональной деформации не будет, – обращаясь к Норе, сказал он.

Эрик собирался открыть дверцу и выйти из машины, но, услышав эти последние слова, уселся обратно.

– Не лезь туда, куда не просят. Ты заварил всю эту кашу, так что будь добр не хнычь, – довольно резко начал он. – Хотя бы такую мелочь как одежду мы можем решить сами?

– Одежда для профессиональной фотосъемки с перспективой дальнейшей публикации – это не мелочь. Она должна выглядеть очень хорошо, чтобы все поняли, чем она смогла тебя привлечь.

– О, ну если все дело только в этом, то я покажу, чем она меня привлекла.– Эрик даже расслабился и засмеялся. – Актер здесь я, и язык тела – мой хлеб.

– Только не надо мне там гнать порно, ладно? Это свадебные снимки.

Эрик ничего не ответил – только вышел из машины, обошел ее и открыл дверцу для Норы.

Сокол оказался мужчиной лет пятидесяти, низкого роста с хорошенькими залысинами и пухлыми губками. Голубоглазый, краснолицый и хриплый. Не очень приятный.

Оглядев Нору с ног до головы, он почти сразу же хмыкнул:

– У того фотографа руки росли явно не из верхней части туловища. Ее пропорции куда лучше, чем я мог предполагать, судя по тем снимкам в кофейне.

Уже второй человек упоминал о тех фотографиях, и Нора стала понимать всю их важность. Стало быть, Марк ничего не делал просто так – каждое его решение несло определенный смысл, который был очевиден для него и непонятен всем остальным. Порой даже Эрик не знал, зачем нужно то или иное действие. Учитывая это, она стала склоняться к тому, чтобы переодеться, как он и говорил, но ее новоявленный супруг был с этим категорически не согласен.

Когда Нора тихонько сказала ему о том, что ей, возможно, стоит пройти в отдельную комнату, где Сокол собрал всю подготовленную одежду, Эрик ответил ей:

– У тебя это первая профессиональная съемка? Можешь не отвечать. У меня их было очень много. Послушай моего совета, детка. Если ты здесь впервые, и у тебя есть человек, который хочет защитить твои интересы, лучше держись за него, хорошо? И лучше надень то, в чем ты чувствуешь себя уверенно. Даже самое красивое и стильное шмотье повиснет на тебе тряпками, если ты будет чувствовать себя в нем идиоткой. Марку нужны эмоции – они будут, и дело тут вовсе не в одежде. Зная Сокола, могу сказать, что он выбрал тебе нечто облегающее.

Таким образом, Эрик отвоевал ей белый костюм, который Нора сохранила как память о том интересном и утомительном дне. Она машинально выполняла все указания фотографа, обнимала за плечи своего мужа, смотрела ему в глаза и даже сидела у него на коленях. Эрик делал свою работу по- своему – она поняла это почти сразу же, как только включились софиты и вокруг них засуетились ассистенты. Он был в привычном мире, но Нора не могла сказать, что он любил это место. Они стояли слишком близко, его нервозность ощущалась во всем, переползая к ней через прикосновения и скользившее по лицу и шее дыхание. Ей было неизвестно, с чем связана такая напряженность, но она точно не являлась результатом боязни фотокамеры. Его движения были уверенными, точными и сноровистыми. Иногда он предвосхищал просьбы Сокола и делал то, о чем его даже не просили – это помогло сэкономить время и силы. В перерывах он уводил ее в полутемную боковую комнату, и они сидели в полной тишине, даже не переговариваясь и не обмениваясь замечаниями. Они просто отдыхали от света, громких замечаний и бесконечного скрипа переставляемого реквизита. Такие моменты длились по несколько минут, а потом их выдирали под электрический свет, и все начиналось по новой.

Она быстро поняла, насколько правильным было его решение оставить ей брючный костюм. Изменения ограничились лишь тем, что на середине процесса с нее сняли жакет, и она осталась в белой блузке и свободных брюках, однако и этого хватило, чтобы нагнать на нее тоску и неуверенность. К концу съемки у нее уже отламывались ноги, а в районе колен как будто забили по колу на каждый сустав. Эрик, видимо, чувствовал себя примерно так же. От белых отражателей слепило глаза, которые Сокол упорно заставлял их распахивать во всю ширь, и Нора проклинала всех и вся. Руки тоже были в не лучшем состоянии – локти устали, а запястья едва не затекли от слишком долгого позирования. Получилось несколько сотен снимков, и, отправляя своих уставших клиентов домой, Сокол пообещал отобрать только самые лучшие. Марк остался с ним, а новобрачные уехали на той же машине.