Дэвид Лазба - Текел. Ты взвешен и найден лёгким

На выходе я наткнулся на какого-то еврея в сером костюме и с жидкой бородкой. Ему было лет пятьдесят с виду. Стоял с сумочкой и нервно дергал молнию на ней. Туда-сюда. У него весь лоб вспотел. А глаза зоркие, как у ястреба. Хищно кого-то искали. И я попался. Он умилился и сосредоточился на мне. Видимо разглядел во мне земляка.

– Шалом! – Ликующе закричал он, встав у меня на пути.

– Здравствуйте. – Спокойно поприветствовал я, притормозив.

– Хах! – Взыграв духом, усмехнулся он. – Ты же наш! Да? Ты же наш?

– Вряд ли. – Я пожал плечами, обошел его и пошел дальше.

– Погоди, не уходи! – С типичным еврейским акцентом продолжал он. – Я же вижу! Ты таки наш! Кудрявый красавчик! Тут в Москве, однако, не часто наших встретишь.

– Какой наш? – Спросил я, переходя дорогу.

– Ну, ты же наш! Еврей! Мы русские евреи! А ты что скрываешься? Тогда я буду тише, если хочешь.

Он волочился за мной до самой машины и все повторял, что я «наш».

– Что вам надо? – Сказал я, наконец, когда мы пришли на стоянку и подошли к машине.

– А ты чего такой хмурной? Обидел кто?

– Да.

– Так, расскажи кто! Поделись!

– Так. – Буркнул я. – Вам деньги нужны?

– А что? Почему сразу деньги?

– Вам нужны деньги или нет?

– Ну, вообще, да. До сына хотелось бы доехать.

– И сколько нужно для этого?

– Ну, ты все-таки наш… – Он хитро улыбнулся и помахал перед моим носом указательным пальцем.

– Сколько нужно?

– Ну, в общей сложности, тысяча рублей. Мне бы хватило тысячи, да.

– Слушайте, это Москва, а не Дубай. – Я достал кошелек, вытянул сто рублей и протянул ему. – Больше не могу, простите.

Он принял купюру так, словно ему вручили положенный паек из Синагоги.

– Ну, мы же евреи, должны помогать друг другу, согласен? На то мы, брат и евреи, чтобы помогать друг другу.

– Все люди должны помогать друг другу. По возможности.

– Ну, правильно, да.

– Удачи. Мне пора.

Я открыл дверь, плюхнулся на сиденье, закрылся и завел машину. Он не уходил, стоял и размышлял, почесывая затылок. Дождется, наверное, пока я уеду и пойдет дальше искать «своих». И все-таки его немного жаль. Разве он попрошайничал бы, если у него все было бы хорошо? Конечно, нет. Я не из тех, кто считает евреев «жидами» и ни в коем случае не вешаю на них вселенскую вину за все людские неудачи, но попадись этот сын Авраама, кому-нибудь другому, и у этого человека сразу же появится предвзятое отношение ко всей нации. Так всегда.

В аэропорту простых зрителей не бывает. Здесь все задействованы. Начиная с рабочих, которые развозят тележки для багажа и, заканчивая людьми, вроде меня, павших духом, ну или таких, как этот еврей. Но у него, наверное, совсем все худо.

Я выехал из аэропорта и поехал в сторону дома. Стылое низкое небо совсем потемнело. Моя машина тихо скользила по освещенной ровной трассе, а я плавно крутил руль, откинув голову назад. «Жизнь продолжается» – Давал я поддержку самому себе. – «Но уже без Софьи. Пустяк. Переживу. Раньше же обходился как-то без нее. Все будет хорошо. Мы будем вместе. Рано или поздно, точно». Настроение было подавленное и даже слезливое. Я съехал с кольцевой дороги и углубился в город. Тоска усиливалась. Я включил радио и начал шастать по волнам, в поисках подбадривающей, позитивной музыки. Но наткнулся на похоронный рок. Переключить на другую волну у меня просто не хватило сил. Эта музыка очень даже подошла к моему настроению, но и прикончила его в конец, опрокинув меня в полнейшую меланхолию. Я проезжал мимо ресторанов, магазинов, шаверменных прилавков, питейных домов и невольно задумался: «А не запить ли мне свое горе?» Притормозив возле какого-то чудаческого кабака, я вылез из машины и зашел внутрь. Пятница. Людей было полно. Все вокруг разговаривали, орали, спорили, хвалились, пердели, рыгали, плакали, пели. Что угодно, только не молчали. У барной стойки околачивалась целая орда жаждущих посетителей. Совсем не так я себе представлял все это. Думал, зайду сейчас в пустой бар, удобно усядусь на высокий стул, закажу чего-нибудь крепкого, а потом добродушный старый бармен подойдет и спросит: «Эй, друг, в чем дело?», ну, и тут я ему все выложу. Он подбадривающее похлопает меня по плечу и выдавит из себя что-то вроде: «Так бывает, дружище. Все будет нормально», а затем распишет и свою душераздирающую историю. Но так, наверное, только в фильмах бывает.

Я поднялся на цыпочки и глянул на лицо поддателя, который грациозно носился от одного посетителя к другому. Он был загорелым высоким и худым парнем, который злоупотребил гелем для волос. Таких, как он, кажется, называют метросексуалами. Но проще назвать гомиками, так как чаще всего это просто разговорный синоним.