Александр Солженицын - Пьесы и сценарии

И часто грязноватая Политика.

(Обнимает разом Майкова и Нержина.)

Друзья-друзья!

Как часто зря

Себя в сомненьях и в решеньях мучим мы,

А и без нас всё, всё идёт на свете к лучшему.

НЕРЖИН

Арсений Алексеевич частенько повторяет:

«Всё к лучшему», «Образование ума не прибавляет»,

«Не берегись начала, берегись конца», —

Я в поговорках тех никак не доищусь до ядерца.

МАЙКОВ

Где ж, дьявол, к лучшему? Мы жили тихо, мирно,

Как будто ангел плыл над нами, крылья распростерши,

Так нет, припёрся этот жирный

Свинёнок розовый из СМЕРШа.

НЕРЖИН

Терзает девушку…

ВАНИН

Уже?

МАЙКОВ

Во всё суётся, лезет…

ВАНИН

У нас не разгуляется. Где сядет, там и слезет.

МАЙКОВ

Да! почему? У всех уполномоченный сидит как чирь,

А к нам пришлют — неделя, месяц, — шнырь —

И нет! и тишь, и гладь. За что такая льгота?

НЕРЖИН

(пожимая плечами)

По Гауссу. Рассеиванье. Отклонение от правил.

ВАНИН

Какой там Гаусс! Звездочёты!

Я! Я их сплавил!

НЕРЖИН, МАЙКОВ

(вместе)

Как? Вы?

НЕРЖИН

Но что вы делали?

ВАНИН

Кропал по-тихому на них материальчик.

Ведь он запрётся — пишет, гад, ты не смотри, что мальчик.

(Гневно.)

Я снизу доверху их видел — благодатнейшие ряжки!

Как говорится, сами кобели,

Ещё собак для службы завели, —

Но и над ними есть, над ними есть! — бумажка !

МАЙКОВ

Но что писали вы?

ВАНИН

А что придётся, без разбору.

Мне лишь бы наперёд, не дать им только фору.

Один сболтнул спьяна строенье Органов секретное,

Другой скрывает данные свои анкетные,

Тот выражал неверие в победу, тот симпатии к врагу, —

Да что я, вспомнить всё могу?

А написал — пошл о ! Друг друга лопают, как крысы.

У них и бдительность,

У них и мнительность,

Кудрявчика выдёргивает следователь лысый,

Скроит ему вину, не в этом — в чём другом,

Да у кого из нас её не сыщешь, присмотревшись?

Я из-за них в году тридцать седьмом

Пять месяцев не мог поспать раздевшись:

Вот-вот по лестнице, вот-вот и постучат…

Старушка мама в час, как все запрутся, —

«Что ж это будет, Сеня? Что ж они хотят?

Людей пересажают всех, а сами остан у тся?»

И ходит-ходит, ставни-двери крестит

Слабеющим движеньем сморщенной руки…

Не проходило ночи, чтоб не шли аресты,

Чтоб не шныряли воронки.

Пересажали в городе бояр, детей боярских,

Вельмож партийных, профсоюзных,

буржуазных, пролетарских,

И сошку мелкую, и крупную, — а я живу,

А я трясусь на кожаном диване.

Остались в городе: начальник ГПУ

И я, Арсений Ванин.

Уж я готов был рассказать и подписать всё, как телёнок,

С кем связан был от самых от пелёнок,

Уже дела все сдал — не взяли! уцелел!..

МАЙКОВ

А я, любимец муз, едва не погорел.

Взоры обоих обращаются к нему; Майков непринуждённо садится на край зеркала и побалтывает ногами.

Какой-то умник высказал догадку,

Что на плакатах, на блокнотах, ученических тетрадках,

В картинах, статуях, во всём,

чего касались кисть, резец и карандаш, —

Таятся агитация, террор и саботаж.

И началось течение, поветрие, поморье:

Искать и нюхать до упаду, до полегу —

Бородку Троцкого в ветвях дубка у лукоморья,

«Долой ВКП/б/» на поясе у вещего Олега.

Сейчас-то я, конечно, импрессионист,

Но был когда-то узколобый реалист.

Кончая в Строгановском отделение скульптуры,

Как полагается, работою дипломной,

Изобразил я поцелуй Психеи и Амура

Довольно натурально и… не очень скромно…

Между мужчинами сказать, когда срывают розы,

Вы сами знаете, бывают… позы!

(Соскакивает и попеременно то за Амура, то за Психею пытается изобразить свою скульптуру.)

Она — откинулась, одна рука повисла,

Он — взял её вкруг талии, склонился к ней — вот так!

И что ж? Какой-то комсомолец, остолоп,

додумался до мысли,

Что здесь скрывается фашистский знак!

Уж речи нет о выпуске ни о каком,

Меня туда, меня сюда, меня в партком,

Над бедной группою моей — вся детективная гимнастика,

Учёные мужи, комиссии — действительно ли свастика?

Одно-другое-третее жюри —

Да если б знал я?! — мифология! огнём она гори!

Однажды в заседаньи сам директор, цепенея,

В который раз присел перед Амуром и Психеей,

И я не выдержи — уж так на них был зол! —

Из зала крикнул: «Вы залезли бы под стол ! —

Оттуда, может быть, виднее?»

И сразу было решено, что — свастика, что, де,