Артур Миллер - Это случилось в Виши

Ледюк. Но вы-то верите? Мне кажется, что и вы сами не верите.

Лебо. Верю. Меня утром схватили только потому, что я… Я всегда гуляю по утрам, прежде чем сесть за работу. Вот и сегодня мне захотелось, чтобы было как всегда. Я знал, что не должен выходить. Но ведь ужасно надоедает верить в правду. Надоедает видеть все, как оно есть.

Пауза.

Я всегда по утрам запасался иллюзиями. Я никогда не умел писать то, что вижу, я писал только то, что мог вообразить. И сегодня утром, какая бы ни грозила опасность, мне во что бы то ни стало надо было выйти, побродить, поглядеть хоть на что-нибудь, как оно есть, а не на то, что у меня в голове… и едва я свернул за угол, как этот сукин сын, этот ученый нелюдь вылез из машины и потянулся к моему носу…

Пауза.

Я, может, и умру. Но иногда так все надоедает…

Ледюк….что неплохо и умереть?

Лебо. Пожалуй, да.

Ледюк (оглядывая их всех) . Стало быть, всех тех, кто обманывал себя или жил без всяких иллюзий, в расцвете сил или в минуту усталости, – всех приучали к мысли о смерти. И евреев и неевреев.

Монсо. Вы продолжаете меня травить. Если вы желаете покончить самоубийством, пожалуйста! Но не втягивайте в это других. В каждой стране существуют законы, и всякое правительство заставляет им подчиняться. Прошу вас учесть, что я не принимал участия во всех этих разговорах.

Ледюк (рассердившись) . Не у всякого правительства есть законы, карающие людей за принадлежность к какой-то расе.

Монсо. Нет уж, извините. Русские карают буржуазию, англичане – индусов, негров – всех, кто попадется им под руку, а французы, итальянцы… во всех странах карают кого-нибудь за принадлежность к какой-то расе, даже американцы – посмотрите, что они делают с неграми. Огромное большинство людей карают за принадлежность к какой-то расе. Что же вы им всем советуете – покончить самоубийством?

Ледюк. А что им посоветуете вы?

Монсо (пытаясь убедить себя в своей правоте) . Я считаю, что, если я уважаю законы, меня никто не тронет. Закон может мне не нравиться, но он явно нравится большинству, иначе его бы отменили. Я сейчас говорю о французах, их в этом городе больше, чем немцев, раз в пятьдесят! Полиция тут французская, а не немецкая, этого нельзя забывать. И если бы каким-нибудь чудом вам и удалось свалить часового, вы окажетесь в городе, где вам не поможет даже один из тысячи. И не потому, что вы еврей. А потому, что так устроен мир. И перестаньте оскорблять людей, толкая их на отчаянные поступки.

Ледюк. Короче говоря, раз в мире царит равнодушие, вы готовы спокойно, с достоинством ждать, пока вам прикажут снять штаны?

Монсо (в страхе и бешенстве встает) . Хотите знать мое мнение? Я считаю, что все наши беды из-за таких, как вы! Из-за вас у евреев репутация бунтовщиков и скептиков, которые вечно ко всем придираются и всем недовольны.

Ледюк. Тогда я признаю свою ошибку: вы надписали свое имя на запрещенных книгах не для того, чтобы как-то оправдать свой отъезд из Парижа и спасти свою жизнь. Вы это сделали, чтобы вас схватили, прикончили и наконец-то избавили от мучений. Ваша душа полностью оккупирована противником.

Монсо. Если мы с вами еще встретимся, вы мне заплатите за эти слова!

Ледюк. Полностью оккупирована! (Опускает голову на руки.)

Мальчик (протягивает кольцо фон Бергу) . Вы передадите? Улица Шарло, дом девять.

Фон Берг (с глубоким волнением) . Постараюсь.

Берет кольцо. Мальчик сразу же встает.

Ледюк. Куда ты?

Мальчик очень напуган, но в приступе отчаяния он бросается на цыпочках в коридор и заглядывает за угол. Ледюк встает, хочет оттащить его назад.

Нельзя: это выйдет только втроем, не меньше…

Мальчик вырывается и бежит по коридору. Ледюк, мгновение поколебавшись, идет за ним.

Обожди! Обожди минуту! Я с тобой.

В дальнем конце коридора появляется Майор. Мальчик замирает. Ледюк уже рядом с ним. Секунду они стоят, глядя на Майора. Потом поворачиваются, возвращаются на место и садятся. Майор идет следом. Он дотрагивается до рукава Ледюка, и тот, встав, выходит с ним на авансцену.

Майор (возбужден выпивкой и взволнован) . Это немыслимо. И не пытайтесь. На обоих углах часовые. (Взглянув на дверь кабинета.) Капитан, я бы хотел вам сказать… это так же непостижимо для меня, как и для вас. Можете мне поверить?