Федор Достоевский - Отморозок Чан. Книга первая

Минут десять мы шли в молчании. Это было охуенное время. Но потом пиздюка прорвало.

– А вам не жаль, что мы вот так вот уничтожили мир, который нас окружал? Ведь когда-то люди жили на поверхности без страха. Над головой всегда сияло теплое солнце, пели птицы. Никто не боялся грязных ветров, не было радиоактивных зон. Еды было в достатке. Все жили счастливо. Но человечество все испортило. Мы сами все испортили. Нам всегда было мало того, что мы имели, мы уничтожали природу, не заботились о ней, воевали друг с другом. Вместо того чтобы созидать, мы разрушали. Мы строили огромные заводы, загрязняющие окружающую среду, убивали миллиарды, только вдумайтесь, миллиарды животных ежегодно. Мы уничтожали живых существо ни для пропитания, а чтобы делать шубы и другие украшения. Убивали ради забавы. Как же это дико. И в конце концов, мы уничтожили мир своими же руками. И теперь доживаем свой век под землей, а те из нас, кто живут сверху, живут в постоянной опасности. А ведь этого можно было избежать. Мы могли быть добрее. Помогать друг другу, любить друг друга. Наслаждаться миром, который нас окружает. Но теперь уже слишком поздно. Мне кажется, сама природа от нас устала и пытается избавиться от нас, чтобы спасти все то, что мы еще не успели уничтожить. Ох, как бы мне хотелось вернуть все обратно. Идти под голубым небом, среди других людей и ничего не бояться. Вокруг зеленая трава, пение птиц, детский смех. Все как в фильмах. Я бы все отдал за это. Ох вернуться бы назад. Сказать всем, что еще не поздно остановиться. Я уверен, мы смогли бы стать добрее. Смогли бы стать людьми, в самом светлом значении этого слова. Мы построили бы счастливый мир. Может быть и моя мама была бы жива. Мы жили бы в небольшой квартирке, пили чай и смотрели вместе фильмы по вечерам. Это было бы так замечательно. Жаль, что такого мира больше никогда не будет. Мы просто доживаем последние дни всего человечества, спрятавшись под землей, словно крысы. Только вдумайтесь, существа, которые считали себя самыми могущественными на планете, теперь прячутся от мира в тоннелях метро.

А еще мне всегда было интересно вот что. Вы знали, что в метро, в те времена, когда оно еще работало, до войны, в вагонах, когда поезд подъезжал к станции, объявляли, на какую сторону будет выход. Например: «Следующая станция Пушкинская, выход на правую сторону». Мне дед и запись давал послушать. Это правда. Действительно именно так и говорили. Но вот вопрос, вы ведь можете стоять в вагоне повернувшись в любой конец, и право для вас может быть как с одной, так и с другой стороны…

Все время, пока малой рассказывал свои охуительные истории, он шел чуть позади. Я сбавил ход, сровнялся с ним, убрал левую руку в карман, затем резким движением выхватил нож и ударил его в рожу.

Нож вошел с хрустом. Пиздюк захрепел и схватился за лицо. Но не упал, потому что я держал его за рукоять ножа, как чемодан за ручку. Бля, чутка промазал. Я придержал пацана за плечо и потянул нож. Вырвать не получилось. Я завел ногу за пиздюка и толкнул его. Он упал. Я поставил ногу на его грудь и двумя руками вырвал нож из его лица. Он закричал. Я закрыл ему рот рукой и ударил еще раз. На этот раз в шею. Сдавленный крик перешел в бульканье. Я вырвал нож из шеи. Кровь толчками выливалась из раны.

Наконец он затих. Я вытер нож о щтаны пиздюка, убрал в карман разгрузки, сел в ногах пацана и стал расшнуровывать его обувь, в тусклом свете фонаря.

– Охуенные блядь ботинки…

Ботинки оказались мне малы. Вот сука. Я вытряхнул все из походного рюкзака юного философа. Две тысячи наличкой, шмотки, ржавый нож, несколько книг, открытки с видами разных городов, банки с едой и другой мусор.

Две тысячи?! Вот же ж пидор! Я встал, бросил рюкзак и залепил пиздюку сапогом в ебло. Ебло его осталось беспристрастным, как и подобает еблу мертвого человека.

– Ах ты уебок дырявый! – заорал я. – Ты кого, блядь, наебать решил?! Так и знал, сука, что ты меня кинуть удумал! Пять штук он даст! Нет у тебя пяти штук, сука ты ебаная! Правильно я сделал, что тебя захуярил, пидор ты босоногий! Сразу почуял, что ты тот еще пиздабол. Идет, блядь, бдительность мою усыпляет, в доверие втирается: «Как понять на какую сторону выходить, если „право“ может быть с любой стороны?». СПРАВА ПО НАПРАВЛЕНИЮ ДВИЖЕНИЯ ПОЕЗДА, ДОЛБОЕБ ТЫ ТУПОРЫЛЫЙ!!!

Окончательно выйдя из себя, я захуярил его ногами к самой стене тоннеля. Пинал, наверное, целую минуту. Выдохся, пиздец.