Елена Королевская - Две капли голубой крови. Я ничего не должна тебе, мама

– Но, – рассуждали мы, – мы же видели, что мама адекватно ведет себя во всех остальных вопросах, значит – она нормальная!

И, честно говоря, письмо было настолько грязным, с такими извращенными подробностями якобы кровосмешений в семье отца, которые по выводам мамы и привели к «порче крови», что показалось стыдным его вообще кому бы то ни было показывать. Да мы и не знали, куда с этим можно пойти, и вообще нужно ли. Мы договорились подождать, когда мама вернется, и попробовать поговорить с ней об этом. Мы откровенно испугались за маму.

Страшно представить, сколько времени потрачено на эти изыскания! Это же не было спонтанное письмо, в котором вас в сердцах обзывают бранными словами, это был целый научный труд, обильно насыщенный ссылками и сносками, стрелочками: «книга такая-то», «страница такая-то». Маме для его написания, по всей видимости, надо было найти и проследить и семейные связи, и подобрать основания, и сделать выводы. Как это все можно было писать да еще про своих собственных детей? Пускай мы и еврейки, возможно, что в том письме есть какая-то доля правды о недостатках наших родственников, но в чем виноваты мы? Потом мама как-то скажет вскользь, что когда писала это письмо, она просто хотела объяснить нам, почему мы так плохи, открыть глаза на причины нашей душевной болезни, вскрыть нарыв. То есть этим письмом она планировала нас чуть ли не спасти на краю пропасти, куда мы с сестрой должны были бы непременно свалиться. Потом будут еще письма.

Сейчас мы снова в ссоре, и так как мама выбрала эту тактику общения, я и пишу в ответ на её претензии ко мне свою книгу.

Еще я пишу в надежде, что такие же несчастные дочери, как и я, прочтут книгу, и им будет хоть немного легче, узнав, что они такие в этом мире не одни и что у них есть полное право чувствовать то, что они чувствуют. И, главное, сделают все, чтобы не перенести подобную модель поведения на собственных детей, ведь взгляды на мир, на людей, ценности, понятия закладываются в нас в детстве и потом во многом неосознанно переносятся нами и на наши семьи, создавая так называемые «родовые проклятия». Я надеюсь, Вы увидите как разнится восприятие ситуации через призму личностных проблем каждого человека. Как каждый усматривает что-то своё в словах и действиях другого и трактует их по-своему, а другой человек, возможно, совсем не это имел ввиду. И всё это, мягко говоря, недопонимание происходит между самыми, казалось бы, близкими людьми. Что тогда ожидать от посторонних?

Семидесятые годы прошлого века, моей маме скоро исполниться двадцать три. Дом, в котором живет мама, новый, только построенный, на новой окраине города. Вокруг не полностью асфальтированные пыльные дороги. Сам дом длинный, из тринадцати подъездов и без арки, так что если нужно попасть на другую сторону двора, дом надо обойти целиком, за это его прозвали «Китайская стена». Лето было очень жарким, вокруг горели торфяники, все было в дыму. А тут еще эта пыль от дорог и строек. И я неудачно родилась в конце июля, в самую жару, раньше срока где-то на месяц. Моей маме было очень тяжело ходить беременной, она много раз рассказывала мне об этом. Но я родилась, и, следовательно, мне нужно дать имя.

У каждого в семье есть воспоминания, про которые никто со стопроцентной достоверностью не может сказать, было ли это именно так или только близко к тексту, а, может, и вовсе не было. Вот и в нашей семье существует несколько таких.

Самым ранним воспоминанием, которое звучало так часто, что практически закрепилось в моем мозгу, как его собственное, стало воспоминание о выборе для меня имени.

Родилась я с розовой кожей, красавицей с пшеничными волосиками, длинными ресничками и огромными васильковыми глазами. Вокруг мамы в общей палате роддома лежали женщины исключительно с новорожденными мальчиками. По выходе из роддома меня планировалось записать Олей, но произошло первое из легендарных событий в нашей семье, связанное со мной.

Как это водится, в роддоме роженицы показывали друг другу деток и шутили на тему «у вас жених, у нас невеста». И вот невестой была я, и я была одна на палату. Так в палате, а постепенно и на этаже, по маминым словам, установилось шуточное соперничество, чьей невестой я буду, когда вырасту. Шла борьба между качеством приданого и обещаний будущей сладкой жизни. Заходили полюбопытствовать и из соседних палат. Там у женщин были девочки, но они не могли и сравниться со мной в красоте. И, конечно, не все мамочки относились с искренней радостью к моему превосходству, была, например, женщина, с обычной невзрачной девочкой, опять же, как рассказывала моя мама, которая прямо говорила всем о том, что ничего хорошего в красоте нет, «натерпится еще девочка бед из-за нее». Для меня именно эта семейная легенда всегда звучала, как что-то похожее на раздачу подарков и проклятий феями новорожденной принцессе – мне, словно в сказке «О спящей красавице». И вот другая женщина – «добрая фея», мамина соседка по палате, восхищаясь моей красотой сказала: