Иван Мещерский - Апофения

Не все, впрочем, были столь наивны. Серьезный разговор состоялся у Никодима с областным владыкой – епископом Серафимом.

Серафим был героем гоголевским. Как и Чичиков, вызывал уважение насморком – «высмаркивался чрезвычайно громко», и «нос его звучал, как труба». «Это, по-видимому, совершенно невинное достоинство приобрело, однако, много уважения со стороны трактирного слуги» – «всякий раз, когда слышал этот звук, встряхивал волосами, выпрямлялся почтительнее и, нагнувши свою голову, спрашивал, не нужно ли чего».

В случае с Серафимом в роли трактирных слуг пребывали все, кто его знал. Непередаваемого величия был полон сей человек.

– Послушай, зачем ты это сделал? – спросил Серафим Никодима, вызвав его «на ковёр», и высморкался так, будто надувал паруса яхты, по ошибке пришвартовавшейся в Вертухаеве. – Славы захотел, балбес? Похоже, плохо ты разбираешься в современной ситуации. Мы сталкиваемся с глобальной ересью человекопоклонничества, нового идолопоклонства, исторгающего Бога из человеческой жизни. Ничего подобного в глобальном масштабе никогда не было. Последствия этой ереси могут быть апокалиптическими. А ты шутки шутить вздумал?! И президента в это впутывать?!!

Никодим смиренно ссутулился.

– Ну почему ты такой дурак?, – продолжил уже чуть мягче владыка. – Выделиться хочешь? Ну так иди работать врачом-реаниматологом на «Скорой помощи», как иеромонах Феофан, который обрёл столь огромную популярность в социальных сетях, что церковь им по праву гордиться может. Или тренером по паркуру и уличной акробатике в свободное время мог бы стать, как настоятель Трёхсвятительского храма в Ряженске (забыл его имя). Газеты бы о тебе писали, посещаемость храма росла. А теперь что делать?

Что теперь делать, и впрямь было загадкой. О необычной иконе уже узнала администрация президента РФ, и оттуда, из самых опасных глубин её, рыкнуло: «Сворачивайте шоу!». Рыкнуло злобно и непререкаемо.

Проблема, однако, состояла в том, что вертушники икону полюбили. В очередь к ней выстраивались. А спустя пару дней после беседы Серафима с Никодимом, икона эта, будто стремясь предотвратить свое изъятие из храма, начала… мироточить. Откуда бралась выступавшая на ней маслянистая влага, было совершенно непонятно, но в Вертухаев потянулись верующие из соседних городов.

Пронёсся и сразу же оброс многочисленными подтверждениями слух, будто икона Пантелеймона-Путина лечит от алкоголизма. Первым об этом сообщил Григорий, прилюдно поклявшийся, что больше к Глафире – ни ногой. В храм стали стекаться алкоголики со всей округи. Как правило, сами они упирались, но жёны настаивали, и вскоре число подозрительно трезвых мужчин на улицах Вертухаева если не утроилось, то уж удвоилось точно.

В город приехала специальная комиссия епархиального управления, которая опрашивала свидетелей и выясняла условия содержания иконы. За ней – ещё одна. Подлог не выявлялся. Пантелеймона-Путина поместили в опечатанный киот. Однако выделение влаги не прекращалось. Икону надо было официально объявлять мироточивой. Но из Москвы последовало повторное и недвусмысленное указание: «Кончайте балаган!».

Церковные власти объявили было, что икону для более пристального изучения забирают в столицу, надеясь, что исчезновение предмета поклонения вертушников утихомирит страсти. Не тут-то было! Через день после объявления икона перестала мироточить и принялась… кровоточить! Такого поворота событий не ожидал никто.

Поздно вечером в дверь дома Никодима, который все последние недели предпочитал сидеть взаперти, ссылаясь на плохое здоровье, раздался ожесточённый стук. На пороге стоял Серёга, и глаза его были преисполнены потустороннего страха.

– Поговорить надо, – произнёс он и без разрешения вошёл.

Повествование Серёги и бесов заставило бы призадуматься над происходящим. Иконописец честно признался, что махинации с мироточением было его рук делом. Каждый вечер в ямки, проделанные в доске, он закладывал кусочки масла и закрывал задним перекладом.

– А как же комиссии? – спросил Никодим.

– Им взятки давал, чтобы не совали свой нос куда ни попадя, – чистосердечно признался Серёга. – Но – Господь свидетель! – почему икона кровоточить начала, понятия не имею! Не означает ли это, что всем нам теперь хана?

Никодим напрягся. В православной церкви кровотечение икон считается очень тревожным сигналом: люди настолько отдалились от Бога, что у святого начинает сердце разрываться. Кто посылал сигнал в Храм-на-Крови? Пантелеймон? Или, не дай Бог, сам президент? Или это – их гибрид, набравшийся сил, как Франкенштейн, в результате рискованного эксперимента? «Валить отсюда надо в любом случае, – решил священник. – Доигрались».