Анна Чеблакова - Смерть волкам. Книга 2

Веглао ко многому привыкла за последние годы: к опасности, холоду, к тому, что приходится самой добывать себе пищу, к тому, что люди охотятся на неё, как на зверя – но не могла привыкнуть к двум вещам: к своим превращениям и к красоте Лесистых гор.

Они протянулись далеко на север, восток и юг, и сейчас дремали, окутанные, словно бородой, лесами и утренними туманами. Пихты пронзали воздух своими острыми верхушками, кедры, стройные, как корабельные мачты, стояли гордо и неподвижно, а молодые тонкие сосны шевелили ветвями на нежном ветру. Стволы деревьев окутывал слабый туман, и видны были лишь их кроны.

Далеко впереди блестела Орра – большая река, что начиналась в глубине Лесистых гор и текла на запад. На её пути было немало водопадов и порогов, и один из самых больших водопадов находился совсем рядом с домом Веглао и Октая. Перед тем, как низринуться в глубокую пропасть, возникшую когда-то из-за землетрясения, Орра текла по чудесной местности. Здесь росло множество деревьев, и не только пихты и кедры, но и дикая вишня и рододендроны, каждую весну превращающие это место в какое-то подобие рая. Землю между ними покрывал мягкий мох, в том числе и совершенно неизвестный внизу вид, раз в месяц во все времена года, кроме зимы, выпускающий стрелки голубых цветов. Пройдя через этот красивый уголок и миновав водопад, можно было выйти на край пропасти, по которой Орра текла дальше. Шагах в двухстах от водопада в Орру впадал маленький ручеёк. Он тоже падал в неё со скалы, но этот водопад был очень узок и не так впечатляющ, как первый.

Возле этого ручейка рос огромный старый кедр. У его корней в земле было отверстие, от которого начинался ход, ведущий в неглубокую пещеру между корнями дерева.

Кедр был уже неживой. За несколько лет до того, как сюда пришли Веглао и Октай, он засох, и только его огромные размеры и крепость мешали горным ветрам свалить его. Но во время зимних бурь ветер иногда ломал ветви несчастного старика и уносил их в реку.

Веглао услышала шум водопада, а потом увидела кедр. Бирлюс медленно спустился, и она съехала с его спины.

– Спасибо, – сказала она, погладив кожистую шею грифона. – Полетишь домой?

– Домой, – глухо каркнул Бирлюс. – Хорошо…

– А?

– Хорошо, – упорно проговорил Бирлюс, – хорошо…

– Погода хорошая? Охотиться хорошо сейчас? – начала помогать ему Веглао.

– Хорошо, ты здесь, – высказался наконец Бирлюс. – Октай страшно. Он говорить Бирлюсу.

– Да и я рада, что вернулась. Спасибо, Бирлюс. Лети.

Грифон важно кивнул лысой головой, которая показалась бы пугающей любому, не знавшему его дружелюбный характер, и, по-кошачьи ставя лапы на одну линию, подбежал к краю пропасти и взлетел в небо.

Зимой, чтобы не было так холодно, Веглао и Октай спали в одной постели, а летом растаскивали свои лежанки по разным углам. Сейчас, спустившись вниз и усевшись на свою постель, Веглао задумчиво посмотрела по сторонам.

Октай мирно спал. Тлеющие угольки в очаге отбрасывали на его лицо, пересечённое шрамом, красноватые отсветы. В глиняном горшочке, уютно расположенном между камней у очага, были кусочки зайчатины, сваренные вместе с кореньями, но Веглао не хотелось есть. Сбросив свою ветровку и оставшись в рубашке поверх майки, она сняла ботинки и легла.

Лежа на спине, закинув руки за голову, она думала о Кривом Когте. В её памяти всплывали хитрое лицо и рыжая борода, кровавый отпечаток покалеченной руки на стене, мёртвый Ригтирн, виноватое лицо сильфа, и бессильная и оттого ещё более горькая ярость просыпалась в её сердце.

Веглао не слышала речей Кривого Когтя, не сталкивалась лично с его ораторским талантом, но даже в слабом пересказе Тальнара его слова взволновали её. Она никогда не глядела на своё несчастье, свой позор с такой стороны. Ведь, в самом деле, было в этом какое-то здоровое зерно… Разве можно считать злом то, что быстро излечиваются раны? Да без этого она бы давно погибла! А способность чувствовать присутствие оборотней – разве плохо? И то, что они ещё тогда, в лесу неподалёку от Станситри, отпугивали своим присутствием опасных диких зверей, тоже здорово им помогло. Но не слишком ли высокую цену она заплатила за это? Став оборотнем, она лишилась дома, потеряла единственного родного человека. Оборотничество, как клеймо, сделало её чужой для всего мира.

Она была оборотнем меньше четырёх лет, но видела и испытала больше, чем за тринадцать лет до этого. А Кривой Коготь был оборотнем, ещё когда её не было на свете. Сколько ему было лет, когда его обратили? Сколько вообще ему лет? Веглао прикинула мысленно – когда Кривого Когтя поймал Лантадик, оборотень, по слухам, был уже немолод, а с тех пор прошло без малого двадцать лет. Получается, больше пятидесяти. Сколько же он перевидал жестокостей, крови, смертей, страданий за это время! Сколько сам причинил! И после этого ещё смеет утверждать, что ликантропия – это благо, это дар? Бред!