Сергей Могилевцев: Лиса и виноград

Х е р е й. Не хотите ли вы сказать, мой господин, что вы специально довели ситуацию до нынешнего состояния, и спровоцировали весь этот судебный процесс, всю эту темницу, и завтрашнюю казнь на рассвете?

Э з о п (с усмешкой). Ах, мой дорогой Херей, в конце-концов человек, который всю жизнь бросался на все, что только шевелится, который перетрахал больше глу­пцов и невежд, чем их родили все жены в Элладе, – в конце-концов такой человек становится перед выбором: а что же ему трахать еще? И не следует ли закончить этот великий трахательный процесс, этот бесконечно затянувшийся акт одним последним, но оглушительным действием? Таким, чтобы круги от этого акта разош­лись далеко по земле, и достигли ее самых дальних концов, а также самых дальних эпох, которые бы вос­хитились этим последним актом немощного человека, бросившего вызов обстоятельствам и богам. Любой ху­дожник, Херей, неизбежно думает о красивом конце, и готовит его, замирая от ужаса и восторга.

Х е р е й. Ах, господин, вы действительно подготовили грандиозный конец, и, возможно, им вы действительно перетрахаете всех глупцов на земле, – разом, и на все времена. Но, может быть, вам стоит повременить? Пятьдесят лет – это еще не тот срок, когда нужно прощаться с жизнью. Тем более, что у нас есть обна­деживающие известия.

К о р и н н а (бросается к Э з о п у ). Господин Эзоп, благодаря вам я стала царицей Дельф! Это что-то не­бывалое и невиданное: я восседала на троне посреди городских площадей, и меня приветствовали толпы на­рода, заваливая подарками и цветами; из-за меня ссорились с женами богатые горожане, а недавно один купец из Коринфа сделал мне серьезное предложение.

Э з о п (с улыбкой, изучающе глядя на К о р и н н у ) . Я рад за тебя, девочка, это действительно большая удача – превратиться из шлюхи в добродетельную суп­ругу. Но справишься ли ты с этой задачей?

К о р и н н а (неуверенно). Я постараюсь. Конечно, сто­ять ежедневно около статуи Аполлона, встречая проезжающих иностранцев, было куда веселей, чем сидеть взаперти в лавке купца, и хранить ему верность до гроба. Да и королевой на рынке быть намного прият­нее, чем рожать ежегодно наследника своему благоверному. Но ведь должен же человек стремиться к чему-то высшему, разве не так? (Неуверенно поправляет корону на голове.)

Э з о п (улыбается). Так, деточка, так. Ты своими рассуждениями о добродетели и стремлению к лучшему доставила мне радостную минутку. Хотелось бы рассказать по этому поводу достойную басню, но отчего-то мрач­ные мысли одолевают голову старика Эзопа.

К о р и н н а (радостно, подавшись вперед). Это оттого, что вы не знаете самого главного. Мой купец из Ко­ринфа так влюбился в свою рыночную королеву, что дает огромные деньги на подкуп местных тюремщиков. Уже все всем заплачено, и ночью мы сможем бежать из Дельф. Осталось совсем немного, всего лишь два или три часа, и вас снова ожидает свобода!

Э з о п (с горькой улыбкой). Ах, милая деточка, как это просто – всего лишь два или три часа, и я снова ста­ну свободным! А что будет потом, когда мы все вместе: я, ты, Херей и твой щедрый купец очутимся где-нибудь в безопасности и в недосягаемости для местных стрел и пращей? что, я спрашиваю, будет потом? Ты будешь по вечерам слушать сказки баснописца Эзопа и восхи­щаться очередным оборотом его отточенной аттической мысли?

К о р и н н а (неуверенно). Но, господин Эзоп, я ведь к этому времени стану законной женой, и мне нельзя будет коротать вечера в компании другого холостого мужчины.

Э з о п (горько). В том-то и дело, Коринна, в том-то и дело. Ты недосягаема для меня ни в этой темнице, ни там, на воле, куда ты меня приглашаешь. Ты для меня все равно, что та виноградная гроздь для лисицы из самой известной эзоповой басни. Послушай вниматель­но, сейчас я тебе ее расскажу. Голодная лисица увидела виноградную лозу со свисающими гроздьями и хо­тела до них добраться, да не смогла; и, уходя прочь, сказала сама себе: “Они еще зеленые!” Так и у людей, Коринна, иные не могут добиться успеха по причине того, что сил нет, а винят в этом обстоятельства. Ты, Коринна, тот виноград, который мне никогда не удастся сорвать. Всю жизнь я был голодной лисицей, проходящей лишь по краешку человеческого счастья, которого в избытке было у других, и никогда не было у меня. Но я не роптал, Коринна, ибо прекрасно пони­мал, что превращение волею Исиды из глухонемого ра­ба в известного баснописца – это уже баснословное счастье, о котором даже невозможно мечтать. Нельзя желать слишком многого, моя девочка, нельзя быть слишком жадным, таких людей не прощают боги. Лучше быть голодной лисицей, всю жизнь обделенной простым человеческим счастьем, но все же живым, уважаемым другими, и уважающим себя человеком. Вот так-то, моя девочка, извини за эти сентиментальные откровения, и не сердись за то, что старик Эзоп посвятил тебя в самую страшную и самую главную свою тайну!