Сергей Могилевцев - Блистательный недоносок

Начинающий и практически никому неизвестный журналист Александр Немчинский работает в газете «Верное направление», и пишет дешевые статейки о вредителях комнатных кактусов и пользе обливания холодной водой по утрам. Совершенно неожиданно он подслушивает перебранку двух бомжей, в которой упоминаются таинственные слова: «Блистательный Недоносок». Сам не понимая, зачем он это делает, Немчинский тут же пишет статью: «Грядет Блистательный Недоносок», и обманом, с помощью своей возлюбленной Марины, работающей секретаршей шефа, публикует ее в газете. И завертелась история! Главному реда­ктору газеты, Турандотову, тут же звонят с разных сторон, в том числе из Кремля, и требуют объяснить, кого конкретно имел в виду автор статьи. Турандотов в панике. После целого ряда объяснений и визитов в газету разных лиц в его голове рождается безумная идея: объявить о создании партии Блистательных Недоносков, ибо это единственный выход и для него, и для его окружения остаться в живых. Безумная эта идея, однако, вызывает такой энтузиазм в обществе, что уже в ско­ром времени в партию Блистательных Недоносков записывается множество людей. Тем временем Немчинский, автор статьи, спу­скается в московские катакомбы, и выясняет, что Блистатель­ный Недоносок – это реальная личность, более того – талант­ливый поэт, который на его глазах трагически гибнет, оста­вив ему пачку своих стихов, некоторые из которых он успел прочитать вслух. Немчинский выходит на поверхность, появляется в газете, и попадает на банкет по случаю явления народу Блистательного Недоноска, руководителя вновь созданной партии. Он пытается объяснить гостям, как на самом деле об­стоят дела, и даже читает им стихи погибшего поэта, но в ответ слышит лишь издевки и оглушительный хохот. Опустив голову, покидает молодой журналист обезумевших гостей, а тем временем в зал торжественно входит человек в маске, ко­торого все считают Блистательным Недоноском, и который воз­главит новую партию. Медленно, остановясь посередине сцены, снимает он маску с лица, чем приводит гостей в неописуемый ужас. Гости застыли в самых нелепых позах, и остаются в них бесконечно долго, а Блистательный Недоносок подходит к краю сцены, и так же долго, практически бесконечно, смотрит в зрительный зал. История закончилась. Время остановилось. Началось царствие Недоноска.

Н е м ч и н с к и й А р к а д и й Г а в р и л о в и ч, начинающий журналист, позже бомж.

Н е з н а к о м е ц в м а с к е, он же Б л и с т а т е л ь н ы й Н е д о н о с о к.

Т у р а н д о т о в А п о л л и н а р и й И г н а т ь­ е в и ч, главный редактор газеты «Верное направле­ние».

Г о н д у р а с о в.

М е с о п о т а м о в.

М а р и н а, его секретарша.

А н т и п о д о в Т р о я н Б о р и с о в и ч, милли­онер, владелец газеты «Верное направление».

С о ф и я А н д р е е в н а, его жена.

В л ю б ч и в ы й.

В н и м а т е л ь н ы й.

З и н д е л ь ш т е й н.

Ш а л у н.

К р а п и в а.

Е р ш.

К о л о т у н.

Н е д о н о с о к.

Л и м п о п о Д ж у зе п п е П е т р о в и ч, писатель.

З н о й н а я А в д о т ь я Н и л о в н а, литературовед.

К л и к у ш а М а т р е н а П ет р о в н а, очень сильная прорицательница.

В с е т а к о в с к и й.

С м е х о т в о р н ы й.

Х а р и з м а т и ч е с к и й.

Л ю с я Ш п и ч а к, светская львица, и с ней с т а­ й к а п о к л о н н и ц.

К в а з и м о д о В а н я, стриптизер.

Н е к т о П р о к о ф и й Ф и л и п п о в и ч, про­ездом из Нижнего.

Г о с т и н а б а н к е т е, о ф и ц и а н т ы, л ю­ д и в у н и ф о р м е, п р и с л у г а.

Набережная Москва-реки, ночь, светит луна. А р к а д и й, М а р и н а.

М а р и н а. Ах, как здесь романтично!

А р к а д и й. Не больше, чем в нашей с тобой газете. Здесь, милая девочка, реальность первого плана, здесь то, что создано некогда Господом Богом из хаоса и непрерывного дрожания атомов, а потом лишь немного подправленное людьми, которые одели в гра­нит эту реку, и пустили по ней речные трамваи впе­ремежку с двумя-тремя неуклюжими баржами. Здесь еще все очень наивно: лунный свет, настоянный на вздо­хах влюбленных, сияние звезд, которого, впрочем, в большом мегаполисе увидеть нельзя, туманы полуночи и неизбежная проза рассвета, который всегда прихо­дит слишком поспешно. Иное дело наша с тобой газета, где властвуют максимы совсем иного порядка, где каж­дый пишущий изначально равен Творцу, и может тво­рить из этой сырой глины (театральный жест по сто­ронам) то, что угодно его душе.