Ольга Чигиринская - Лонгин

Час от часу не легче — ты лежал лицом вниз, откуда ты знаешь, что она там была?

Потому что я услышал ее голос. Может быть, она тоже убежала, но вернулась.

Ладно, хотя у меня уже заканчивается терпение. Дальше?

Эти существа заговорили с ней. «Женщина, почему ты плачешь»? А она ответила — «Взяли моего Господа и не знаю, куда Его положили». И тут новый голос спросил ее — «Мириам, почему ты плачешь»? И я решился поднять голову. Прокуратор, это был Он. Живой.

Ты меня без ножа режешь, Лонгин. Ну, придумай хоть что-то более убедительное.

Я не лгу, прокуратор.

Так солги, дубина! Неужели так трудно рассказать, что караульные уснули, и в это время ученики украли тело, а когда ты пришел проверять посты, гроб был уже открыт и пуст?

Тогда Севера и Криспа обезглавят, а они не засыпали на посту. И не виноваты в том, что покинули пост. С небесными созданиями невозможно было сражаться.

Но если ты будешь держаться этой сказочки, я велю обезглавить тебя. В Уставе нет никаких исключений для небесных существ. Покидать пост не разрешается ни при каких обстоятельствах. А ты их покрываешь.

Это уж воля ваша. Я говорю лишь о том что видел, а видел я, что Иисус из Галилеи воскрес.

Нет! Нет и нет! Ты видел голого мужика, который разговаривал с еврейской шлюхой! И если бы ты задержался там подольше, ты бы увидел и все остальное!

Допросите ее.

Кого? Эту Мириам? Да Санхедрин рассмеется мне в рожу, а консул подотрется протоколом ее допроса! Она — женщина, и не того сорта, чтобы ее слово хоть что-то весило в суде. Кого ты еще мне посоветуешь?

Я уже не в счет? У вас есть сомнения в том, что я мужчина? Или гражданин Рима? Или в моей репутации?

(тяжело опускается на стул) Нет, ты мне вот что скажи: когда он успел? Ты же видел его всего ничего, я с ним говорил дольше, чем ты!

Он искупил меня. Он понес мои грехи.

(пряча лицо в ладонях) Безумие… (Сидит так несколько секунд, потом открывает лицо и поворачивается к Лонгину). А ведь это отличная мысль. Ты безумен, Германик. Ты свихнулся, сбрендил, сошел с ума. Этот город доконал тебя. Он кого угодно доконает. Я отправлю тебя в отставку по здоровью. Жаль, когда такой солдат так печально заканчивает, но что поделаешь — нельзя же держать на службе сумасшедшего кентуриона.

Вы знаете, что я здоров.

Знаю. Писарь! Писарь, чума тебя забери!!! Впрочем, нет, с этим я управлюсь и сам (садится за стол, берет папирус, быстро черкает на нем. Лонгин, не меняя позы, следит за ним одними глазами). Вот… Германик Лонгин… кентурион… по причине… нарастающего безумия… к строевой службе больше не годен. И посему… увольняется… с поста кентуриона… и… из римского войска… Властью… сената и народа Рима… Прокуратор Иудеи Понтий Пилат… (сыплет на приказ песком) . Печать… (жмет к приказу перстень).

Вы знаете, что я здоров.

Знаю. Но если я поверю тебе… Если хоть на секунду поверю… То мне придется разорвать всю свою жизнь на куски. Мне придется оставить вот это вот все… должность… дворец… жалованье… Да, и взятки! (это он уже кричит в сторону двери) Взятки, будь они прокляты! На которые ты живешь легко и безбедно, считая себя праведницей! И умереть, как Он! Встать одному против этих скотов, против Рима, против всего мира — и умереть! На кресте! Как раб! За что? Кто-нибудь может объяснить — за что? Вот ты, Германик, можешь объяснить?

Нет, не могу. Я знаю лишь одно:

Отныне золотая середина

Исчезла. Точно храмовый покров,

Она порвалась ровно посредине,

И облетело золото. Теперь

Есть свет и тьма, добро и зло, победа

И пораженье. Середины нет.

Вы не наденете один сандалий,

Чтобы пойти по улице, и ногу

Одну не вскинете на лошадь, чтобы

Другой ногой остаться на земле.

Вам на одной ноге не устоять,

Другой ногой в седле не удержаться.

Настало время выбора. Закончен

Век середины, половинный век.

Тот век с Распятым вместе был распят —

И погребен, и не восстал из гроба.

Никто отныне встать не сможет сразу

По обе стороны Его креста.