Глуховцев.Не трудись объяснять, понимаем.
Онуфрий.И я, как старший, как духовный отец…
Глуховцев.Духовная мать.
Онуфрий.Нет, именно духовный отец. Я прошу тебя, женщина, как бы тебя ни звали, люби моего Колю. Это такая душа, это такая душа… (Всхлипывает.) И когда вы женитесь и образуете тихое семейство, я навсегда поселюсь у вас. Ты меня не выгонишь, Коля, как этот адвокат?
Глуховцев.Живи, Онуфрий, чего уж там.
Онуфрий (целует его). Я всегда верил в твое благородство, Коля. Мне бы только ящик с книгами распаковать, а то вот уж два года вожу я его из одного тихого семейства в другое тихое семейство. Из одного тихого семейства в другое тихое семейство. А вас, прелестная незнакомка, я могу поцеловать? Как отец. Коля, мой поцелуй чист, как дыхание ребенка.
Глуховцев.Да, только такого, который не меньше года пролежал в спирту.
Ольга Николаевна.Я с удовольствием поцелую вас, Онуфрий Николаевич. (Целует его.)
Глуховцев.Ты на луну лучше посмотри.
Онуфрий.Которая? Вот эта? Какая зеленая. Господа, луна взошла, и притом, заметно, в нетрезвом виде.
Блохин (поет).
И ночь, и любовь, и луна,
И темный развесистый сад…
(Забирается куда-то в непролазную глушь и обрывает.) Кто знает из вас этот романс?
Мишка.Сережа, не форси и не злоупотребляй. Сорвешь голос — как же Вагнера петь будешь?
Зинаида Васильевна.А вы были на «Зигфриде», Михаил Иванович?
Мишка.Присутствовал.
Собираются к краю обрыва в лунный свет. Несколько затихают, очарованные.
Блохин.Мне кажется, что я рас…растворяюсь в лунном свете, что я таю, что меня уж нет. Господа, скажите мне под честным словом: существует Блохин или нет?
Мишка.Какое торжество! Возрадовались небо и земля. Что сегодня праздник, что ли?
Архангельский.Завтра воскресенье. Слыхал, ко всенощной звонили?
Онуфрий.Врешь, отец-дьякон. Сегодня воскресенье. Почему воскресенье должно быть завтра, если оно сегодня? Миша, скажи отцу-дьякону, что ихний календарь — мещанство.
Анна Ивановна.Тишина какая. Вы здесь, Андрей Васильевич?
Физик.По-видимому, здесь.
Анна Ивановна.Подойдите сюда, отсюда виднее.
Глуховцев (тихо). Оль-Оль, ты любишь меня?
Ольга Николаевна.Люблю. А ты?
Глуховцев.Люблю.
Онуфрий.Вот я в тихом семействе. Тихий месяц, тихи звезды, тиха вся земля.
Блохин.Смотри, выгонят.
Онуфрий (грустно). Не смейтесь, дети мои, над несчастным Онуфрием. Ему грустно. Люди гонят его, как пророка, и даже побивают камнями; но он верит: есть в мире тишина. Иначе как бы могли судить у мирового за нарушение тишины и порядка!
Мишка.Торжество! Но, однако же, пойдем допивать пиво, Онуфрий.
Онуфрий.Пиво? С удовольствием, Миша. Но мне кажется, что я уже выпил все пиво.
Мишка.Я спрятал две бутылки. Пойдем! От этого торжества меня под сердцем сосать начинает.
Онуфрий.Под сердцем? Ах, Миша, Миша! Коротка наша жизнь. Извини меня, Миша, но, кажется, я наступил тебе на мозоль.
Блохин.Ты опять, Онуфрий, извиняться начинаешь. Ночевать тебе в участке.
Зинаида Васильевна.Вам грустно, Михаил Иванович?
Мишка.Да, взгрустнулось. Пива мало взяли.
Зинаида Васильевна.Пиво?.. В такую ночь?..
Анна Ивановна.Холодно! Холодно становится. У кого моя кофточка, господа? Да и собираться надо, — пока дойдем.
Уходят на полянку. У обрыва остаются только Глуховцев и Ольга Николаевна. Стоят, крепко обнявшись.
Ольга Николаевна (тихо). Увидят, Коля.
Глуховцев.Пусть.
На полянке громкий разговор.
Мишка.Домой? Домо-о-ой? Кто говорит: домой? Это вы, Анна Ивановна?
Онуфрий.Ложное представление о несуществующих предметах. Дома никакого нет. Дом — это пятиэтажный предрассудок.
Блохин.К…конечно, к…какой там дом. Мы еще костер будем разводить.
Мишка.Верно, брат Сережа. Костер.
Физик.А я желаю наблюдать восход солнца.
Онуфрий.Я буду прыгать через костер, как летучая рыба. Физик, скажи-ка: бублик.
Анна Ивановна.Не надо, не говорите, Андрей Васильевич!
Физик.Нет, скажу. (Подумавши.) Булбик.
Читать дальше