Леонид Андреев: Профессор Сторицын

Сторицын.Ты шутишь, Телемаша? А интересно бы знать, какое было сердце у римских гладиаторов — да, да, вероятно, удивительное сердце. Впрочем, пустяки, и мне совсем не нужно было обращаться к твоей помощи. Ты слушал только снаружи, а я слышу его изнутри, и я могу огорчить тебя, Телемаша, у меня ужаснейшее сердце!

Телемахов.Субъективные ощущения. Усталость.

Сторицын.Да? Ты Телемаша — юморист.

Телемахов.К сорока годам каждое сердце устает. Зачем столько работаешь, зачем столько куришь?

Сторицын.Да, зачем? Но, однако, пойду и доложу Елене, что у меня субъективные ощущения, она так беспокоилась, добрый человек!

Модест Петрович.Может быть, сестру сюда позвать, Валентин Николаевич? Я позову.

Сторицын.Нет, Модест, я сам. Подожди меня, дружок, я быстро.

Уходит. Телемахов, заложив руки под сюртук, прохаживается по комнате, сердито косясь на Модеста Петровича; выпивает еще стакан вина. Затем останавливается перед Модестом Петровичем и долго в упор молча смотрит на него поверх очков.

Модест Петрович(робко) . Так как же, профессор?..

Телемахов.А так, что плохо. Скверно. Беречь надо.

Модест Петрович.Но вы же сказали, что субъективные…

Телемахов.Сами вы субъект, Модест Петрович. Я еще поговорю с вашей сестрицей, а вы постарайтесь ей внушить, что безобразия ваши пора кончить. Понимаете?

Модест Петрович.Да как же я внушу?

Телемахов.Это уж ваше дело. Вы ей брат. Пора кончить, здесь вам не свинушник, да! Не свинушник. Саввич опять здесь?

Модест Петрович.Но войдите в мое положение!..

Телемахов.Не имею на это ни малейшего желания. Я вообще ни в чье положение входить не желаю, у меня свое положение. Что вы моргаете? Терпеть не могу, когда вы начинаете моргать, Модест Петрович!

Модест Петрович.Но, уважаемый…

Быстро входит Сторицын.

Сторицын.Там, оказывается, Саввич и этот проклятый писатель, Мамыкин. Неприличная фамилия — Мамыкин. Когда они пришли, я не слыхал звонка… ах, до чего они мне надоели оба!

Телемахов.Выгони.

Сторицын.Экий ты, брат Телемаша, солдат. Но куда же ты? Неужели домой?

Телемахов.Надо. Больной ждет.

Сторицын.А я думал, вечерок посидишь, Телемаша, старый друг. Эх, жалко. Винца бы выпил — ты красное винцо по-прежнему любишь?

Телемахов.Я и сам бы рад… полчаса можно посидеть. Удивительно, что ты совсем не седеешь, Валентин Николаевич.

Сторицын.А ты изрядно пообносился, козлиная бородка! Сколько тебе лет, Телемаша? Я помню тебя лет тридцать, да до этого ты еще сколько-то жил…

Телемахов.Однолетки. Да, волчья шерсть. Как твоя книга: идет?

Сторицын.Да что, голубчик, удивительно! — пятое издание готовлю.

Телемахов.Ого!

Сторицын.Да, непостижимо! Ну, а твоя как?

Телемахов.Моя? (Смотрит поверх очков.) Стоит на полках как вкопанная.

Сторицын.Да что ты! Это у тебя издатель плохой, Телемаша, это же недопустимо!

Телемахов.Издатель тут ни при чем, книга плохая.

Сторицын.Прекрасная книга, великолепная книга!

Телемахов.Ну, оставь, не люблю. Слушай, Валентин Николаевич, тебе надо остепениться в работе, — да, да, брат, слушай, что я говорю. Зачем выступаешь публично? — не надо. Успех, поклонницы и поклонники, — все это хорошо, но нужно и о здоровье подумать. Ты человек не первой молодости…

Модест Петрович.Валентин Николаевич работает ужасно, до обморока.

Сторицын.Но ты же знаешь, что я не для успеха и не для поклонниц. Что ты говоришь?

Телемахов.Ну — кто же не любит успеха! А скажи, с тобой за это время дурного ничего не случилось, ты что-то невесел? Я думал было, что книга села.

Сторицын.Дурного… Нет, кажется, ничего. Ты куда, Модест?

Модест Петрович.В столовую. Я сейчас вернусь.

Уходит.

Сторицын.Деликатнейший человек!

Телемахов неопределенно смотрит вслед Модесту Петровичу и молчит с явным неодобрением. Сторицын смеется.

Когда я вот так, вдвоем, смотрю на тебя, мне хочется смеяться, как жрецу. Ты все такой же, Телемахов?

Телемахов.А ты? А, пожалуй, пора бы перемениться. Еще не научила жизнь?

Сторицын(улыбаясь) . Учит. Да, вот что я хотел сказать тебе: у меня книги стали пропадать. Ворует кто-то. На днях у букиниста нашел книгу со своим ex libris.