Владимир Маяковский - Москва горит

друг к другу лобызаться, отставляют бокалы и складывают листы манифеста в

огромный карточный домик. По всему барьеру арены появляются толстенные

городовые. С верхней площадки - царишко, царица, министры. Все, раздувая

щеки, начинают дуть во всю силу. Карточный домик разлетается. От дутья

затухают лампы, разбегаются гости. В эту минуту из-под купола падает

брошенная бомба. Бомба разрывается, рассыпая листки прокламации по всему

цирку. Городовые и прочие дующие в испуге разбегаются. В разных концах арены

разные люди по-разному пробегают и читают прокламацию.

Обыватель берет прокламацию - пробегает, бросает и убегает. Поп пробегает

прокламацию, крестится и бежит. Богач - рвет и сжимает кулаки. Крестьянин -

любовно разглаживает, кладет за пазуху. Рабочий вчитывается, - зовет других,

все серьезно и радостно слушают.

Один

"Дана свобода собраний,

130 но собрания оцепляются войсками".

Другой

"Дана свобода слова,

но цензура осталась неприкосновенной".

Третий

"Дана неприкосновенность личности,

но тюрьмы Переполнены заключенными".

Первый

"Необходимо быть всем настороже

и готовыми к бою".

Бежавшие с перепугу городовые осторожно приближаются к месту взрыва. Видят

мирно читающих, бросаются со всей смелостью. Рабочие разбегаются.

Полицейский бросается за одним, другой в это время наклеивает ему

прокламацию на спину. Хохот. Городовые бросаются за наклеившим. Наклеивший

ловко взбирается на трапецию. Городовые за ним, неуклюже путаясь в шашках и

кобурах. Рабочий перебрасывается с трапеции на трапецию, расшвыривая

прокламации. Городовые бросают погоню. Один толстяк повис на трапеции на

собственной шашке. Городовые обтирают вспотевшие лбы. Всматриваются. Пятятся

перепуганно. На длинных худых ногах-ходулях входит рабочий, на рукавах,

как крылья, ленты с надписью "Забастовка". Рабочий взмахнул рукой. С другого

конца кубарем катится полиция, следом тачки, на которых рабочие с грохотом

вывозят фабрикантов. Все прокатываются между ходульных ног.

Рабочие

(напевают)

Виттевскую

куцую

к черту конституцию.

110 Выплюнем,

не прожуя,

царские подачки,

из России

буржу_я_

вывози на тачке.

Загораются киноэкраны. На экране идущий поезд, на другом идущая конка, на

третьем - работающий завод. Рабочий взмахивает рукой - замирает на

остановленном кадре поезд, останавливается конка, цепенеет завод. Рабочий

взмахивает рукавом - тухнут фонари. Полная темь.

1-й глашатай

Перекидывалась забастовка

2-й глашатай

от завода к телеграфу,

3-й глашатай

от телеграфа к вокзалу,

4-й глашатай

от вокзала к п_о_рту.

1-й глашатай

150 300 000 бросило работу.

Праздник перед боем,

и по городу праздному

каждый

к бою

готовился по-разному.

Прожектор освещает разные углы арены и цирка, выделяя готовящиеся группы.

Диван. На диване двое лощеных либералов с чаем и с резолюциями. Нервничают,

подымаются, надевают шляпы, потом снимают опять и садятся и снова

вскакивают.

1-й либерал

А по-моему,

кадеты

с приветственной речью

должны

160 к забастовщикам

выйти навстречу.

2-й либерал

Не надо

репутацию

марать впустую.

Забастовали без нас -

и пусть бастуют.

1-й либерал

А по-моему,

и т. д.

Фруктовая лавочка. Подходят покупатели. Покупают пустяки. Показывают

пароль. Оглядываются, распахивают пальто, передают патроны и оружие.

Скрываются. Лавочка отодвигается, под ней типография. Выходят люди с кипами

и свертками прокламаций. Лавочка становится на место.

Церковный иконостас. Поп благословляет дубинки, кастеты и револьверы

черносотенцев.

Поп

Христолюбивые воины,

по совету иерея

170 бейте жидов -

и еврея и не еврея.

Сообразно моему

евангельскому сану

сам я,

конечно,

мараться не стану.

Верноподданные чувства

погромом ознаменя,

братие черносотенцы,

180 кройте за меня.

Во имя отца

и сына

и святого духа,

крамольникам

кастетом

въезжайте в ухо.

Прожектор освещает группу рабочих. Вокруг станка разбросанные и уносимые

кинжалы и пики.

1-й рабочий

У каждого завода

кровища лужею.

2-й рабочий

Довольно терпеть.

Товарищи, к оружию!

Арена тухнет. Выходят глашатаи.

1-й глашатай

Москва подымалась,

как знамя

над ней

пылало небо

декабрьских дней.