Алджернон Суинберн: Розамунда, королева Ломбардии

Но он тебя полюбит. Нет, довольно споров.

Уйди.

ХИЛЬДЕГАРДА

Господь тебя накажет!

РОЗАМУНДА

Между Им и мной

Решится дело. Если я молиться буду,

То лишь о наказании неправых. Уходи.

(ХИЛЬДЕГАРДА выходит)

Как угадать мне — Бог поможет? Человек

Не может волю Бога обойти, не может избежать

Его суда. Я не смогу сказать: «по моей воле»,

Пока он своей волей мне не даст победы,

И правда будет правдой, ложью — ложь, как должно.

Иначе как свершит он наказанье? Только я

Должна его орудьем стать, или никто не сможет.

Но разве справедливость Божья это: поперёк

Моей к добру дороги бросить зло такое,

Против души и чести грех? Ну почему

Неверья слово гнусное — «быть может» — ум гнетёт

Всегда? Зачем подспудный рок сомненья вечно

Меня смущает, не даёт закончить дело? Боже,

Дай мне понять! Кого орудием решила

Я сделать, Альмахильд — будь он лицом уродлив,

Бесславен, будь он воплощением порока,

Презренье заслужив, иди он через жизнь,

Рождая в людях только ненависть и злобу -

Я избрала б его? Не стала ли я ровней

Царицам Рима развращённого, позором,

Грехом отвратным власть над всеми обретавшим,

Блудницам? Как снега, моря иль родники,

Вся жизнь моя, любовь чисты и благородны,

Сияют, словно дух любви пред небом,

Безгрешны, как глаза детей и матерей. Грешила

Конечно, я, — но не в душе; и Альбовайн, раз Бог

Несправедливости не терпит, должен выносить

Груз наказанья тяжкого за грех свершённый,

Позора. Стыд мне не достанется, пусть ад

По смерти ждёт меня. Хочу, чтоб месть

Моя свершилась, грянул гнева гром, а я

Погибла.

Входит АЛЬБОВАЙН

АЛЬБОВАЙН

Страждешь сердцем, раз меня искала?

РОЗАМУНДА

Нет.

АЛЬБОВАЙН

Прекрасней и мудрее ты всех женщин,

Что создал Бог. Я не желаю, чтобы отвернулась

Ты сердцем, духом от меня — я не возьму за это

Всего наследства Рима.

РОЗАМУНДА

Не удастся

Тебе достичь такого, даже пожелав. Ни Бог,

Ни человек во мне не пробудят к супругу — королю

Ни ревности, ни злобы. Этого не бойся.

АЛЬБОВАЙН

Мне нечего в тебе бояться. Ныне понял,

Как ты верна, как свято твоё сердце.

РОЗАМУНДА

Теперь ты знаешь это.

АЛЬБОВАЙН

И не понимаю только -

Довольным быть мне или каяться за то,

Что сердце столь высокое пытал так горько.

РОЗАМУНДА

И верным обнаружил. Нет, я ныне не хочу

Раскаянья.

АЛЬБОВАЙН

Поклялся бы Христом, но запрещает Бог,

Хочу сказать я то, что рвётся вон из сердца -

Среди всего, что в дураков нас превращает,

Мерзейшее и лицемернейшее я поименую

Раскаяньем. Могло б оно последствия исправить

Минутной вспышки — все безгрешны б были,

Мудры, и не нуждались в церкви и мольбах.

Одно хочу сказать: то, что случилось ночью,

Не веселит меня, но раздражает.

РОЗАМУНДА

Пусть

Тебя не веселит и не печалит это. Отягчать

Не надо душу думой, что не сможет дать

Веселья: будет то для сердца зло и вредно.

АЛЬБОВАЙН

Не буду. Королева и жена, сам ад не может

Сказать, что не люблю тебя.

РОЗАМУНДА

Я слышу, слышит небо.

АЛЬБОВАЙН

Прости мне мою глупость, и молюсь,

Чтобы Господь простил.

РОЗАМУНДА

И Он простит и я.

(АЛЬБОВАЙН выходит)

Поможет ли ему раскаянье? Как знать,

Способно ли оно жар в сердце остудить моём

От трижды закалённого решимости железа?

И всё ж полезно знать, что покаянье дальше

Лежит от ледяного сердца мужа моего,

Чем милосердие — от тигра. Видит Бог:

Я презирала бы его, когда б склонился

Передо мной; теперь же ненавижу. Целиком

Я опозорена, полна стыдом великим — потому,

Что замуж вышла за ничтожество такое.

Он думал искупить словами извинений

То, что едва ль кровавыми слезами уничтожить,

Стереть с металла письмена воспоминаний,

Которые нагой рассудок мной язвят,

Подобно льда холодного уколам, что огнём

Мы чувствуем на теле обнажённом.

Входит АЛЬМАХИЛЬД

АЛЬМАХИЛЬД

Королева,

Хочу я молвить слово.

РОЗАМУНДА

Я тебя услышу.

АЛЬМАХИЛЬД

Мою любовь ты знаешь к Хильдегарде,

И я скорей готов отдать свой дух на муки,

Чем оскорбить хоть мыслью честь девичью.

Теперь такое от неё услышал, что не может

Быть правдой. Но не верю, что уста солгали.