Александр Островский - Горячее сердце

Курослепов.Гляди ты кверху, говорят тебе!

Матрена.Зачем?

Курослепов.Падает?

Матрена.Что падает-то, оглашенный человек?

Курослепов.Небо.

Матрена.Ну, будет! Поговорил, и будет. Ступай спать! Мочи моей нет с тобой! Связать тебя да в сумасшедший дом! Как может небо падать, когда оно утвержденное. Сказано: твердь! Ступай спать! Ступай без разговору. Минуты с тобой покою нет.

Курослепов (уходя) . А спать, так спать. Я пошел!

Матрена.Ты что это в сапог-то прячешь?

Курослепов.Деньги.

Матрена.Много ли?

Курослепов, Доложить рубль, так шестьсот сорок будет.

Матрена.Потеряешь из сапога-то, а потом опять историю заведешь.

Курослепов.Нет, уж я теперь их, знаешь куда? В спальне мешочек с орехами, так я их под орехи, под самый под низ, пущай до завтрего. Там целей, в орехах-то! (Уходит.)

Матрена.Силантий!

Силан (подходя) . Чего тебе?

Матрена.Что Наркис?

Силан.Ничего, образумился. Причесывается теперь.

Матрена.Где это он?

Силан.Мало местов-то? Была б охота! С мужиками торговался, со всем миром.

Матрена.Так что ж?

Силан.То ж. У мужиков-то ни этой думы, ни сенату не выстроено, одно строение только и есть, где мирские дела судят.

Матрена.Так вот что!

Силан.А то что же? Заведен порядок, не менять его стать. Ну, значит, суди сама, ежели кто падок. Да вот он, Наркис-то. (Отходит от Матрены и потом уходит за ворота.)

Выходит Наркис.

Матрена и Наркис.

Матрена.Что, беспутный! Что, беспутный! Вот погоди, достанется тебе от хозяина.

Наркис.Не больно страшно. Ты меня не пугай! Я нынче и не такие страсти видел, да не испугался. Вот тебя бы на этакую страсть, посмотрел бы я, что ты заговорила. Тут на одном такие сапоги были, что у тебя от одних от сапог-то душа бы в пятки ушла. А уж какие шляпы! Да всё с перьями. А у одного мешок на голове, суконный.

Матрена.От такого загулу мало ль что приснится. Дня на два рассказывать будет.

Наркис.Ну, уж это я знаю, приснилось мне или нет. Оно хоть я и не больно испугался, а все меня как будто ломает; мне теперь поправка хорошая нужна.

Матрена.Какая поправка?

Наркис.Рому бутылка, а то две… На ночь я теплого.

Матрена.Ты липового цвету лучше.

Наркис.Ври еще! Ромашки не выпить ли? Очень нужно сырость-то эту в животе заводить. Сказано тебе, рому. Я свою натуру лучше знаю.

Матрена.Где ж я возьму?

Наркис.Ищи поди! Не найдешь впотьмах, так фонарь зажги.

Матрена.Этакого ирода, как ты, еще свет не создавал.

Наркис.Да уж ты, кстати, с ромом-то захвати для меня тысячу рублей; по моим расчетам, у меня теперь ровно тысячи нехватает.

Матрена.Ни, ни, ни! Ни под каким видом! И не заикайся!

Наркис.Я и то не заикаюсь, я тебе явственно говорю. А то я тебя и на порог к себе не пущу. А завтрашнего числа, как буду хозяину отчет отдавать, все твои дела ему, как на ладони.

Матрена.Не я ль твою образину кругом облагодетельствовала! И тебе не жаль свою благодетельницу?

Наркис.Который я раз тебе говорю, что во мне жалости нет. Ты на мою жалость и не уповай никогда.

Матрена.Ох, погубитель! погубитель!

Наркис.Вот что, ты тише, не делай страму прежде времени.

Матрена.Где я столько денег возьму?

Наркис.Ну, ежели малость чего нехватит, я прощу.

Матрена.Да как я к тебе приду-то? Ну, как Силантий увидит?

Наркис.А ты вот что: возьми у мужа кафтан либо шинель, да и надень, а на голову шляпу. Силантий ежели хоть и увидит, так подумает, что сам хозяин идет ко мне, браниться. А я пойду самовар поставлю, чтобы мне теплого…

Уходит во флигель, Матрена в дом, Силан выходит из ворот.

Силан, потом Матрена.

Силан.Врозь разошлись. Диковина! А городничий дожидается. Пойти сказать ему, чтоб шел домой! Полно, мол, тебе по ночам-то! Иди, мол, старичок убогонький, домой! Тоже ведь и их дело! Как не пожалеть! Обыватель теперь спит, а он его береги. А кого беречь-то? Кого? Да еще взыскивают. То не усмотрел, другое оплошал. Ишь ты, обывателю покой нужен. А для чего ему покой? Что он трудился, что ли, через силу? Напился, наелся, да и на пуховик, как чурбан али пень какой. Службы он никакой не нес, походов из конца в конец не ломал, смертной чаши не видывал; лежит как боров, да говорит: ты меня от всякой напасти соблюдай! Нет, кто как, а мне нашего старика жаль. Первое дело – старый, уродованный…