Александр Островский - Правда – хорошо, а счастье лучше

Барабошев.Какой ты можешь быть патриот? Ты не смеешь и произносить… потому это высоко и не тебе понимать.

Платон.Понимаю, очень хорошо понимаю. Всякий человек, что большой, что маленький, – это все одно, если он живет по правде, как следует, хорошо, честно, благородно, делает свое дело себе и другим на пользу, – вот он и патриот своего отечества. А кто проживает только готовое, ума и образования не понимает; действует только по своему невежеству, с обидой и с насмешкой над человечеством, и только себе на потеху, тот мерзавец своей жизни.

Барабошев.А как ты обо мне понимаешь? Ежели я ни то, ни другое и, промежду всего этого, хочу быть сам по себе?

Платон.Да уж нельзя, только два сорта и есть, податься некуда: либо патриот своего отечества, либо мерзавец своей жизни.

Барабошев.В таком случае поди вон и ожидай себе по заслугам.

Мухояров.А вот он у меня другую песню запоет.

Платон.Всю жизнь буду эту песню петь, другой никто меня не заставит.

Барабошев.Однако у меня от этих глупых прениев в горле пересохло. Маменька, попотчуйте холодненьким, не заставьте умереть от жажды!

Мавра Тарасовна.Пойдем, миленький, и я с тобою выпью. Какое это вино расчудесное, ежели его пить с разумом.

Платон.Прощайте, бабушка.

Мавра Тарасовна.Прощай, внучек! бабушка я, да только не тебе.

Барабошев.Господин Зыбкин, до свидания у Воскресенских ворот! (Мухоярову.) Проводи его честь честью!

Платон.Чему вы рады? Кого вы гоните? Разве вы меня гоните? Вы правду от себя гоните, вот что!

Уходит, за ним Мухояров, Мавра Тарасовна и Барабошев. Из кустов выходят Поликсена и Филицата.

Поликсена, Филицата.

Поликсена.Няня, няня, Филицата!

Филицата (не слушая) . Ай, что он тут наделал-то, что натворил! На-ка, хозяевам в глаза так прямо.

Поликсена.Филицата, да слушай ты меня!

Филицата.Ну, что, что тебе?

Поликсена.Чтобы ночью, когда все уснут, он был здесь в саду! Слышишь ты, слышишь? Непременно.

Филицата.Что ты, что ты, опомнись! Тебя хотят за енарала отдавать, а ты ишь что придумываешь?…

Поликсена.Я тебе говорю, чтобы он был здесь ночью! И ничего слышать не хочу, – ты меня знаешь.

Филицата.Что ты об своей голове думаешь? На что он тебе? Он тебе совсем не под кадрель. Ну, хоть будь он какой советник, а то люди говорят, что он какой-то лишний на белом свете.

Поликсена.Так ты не хочешь? Говори прямо: не хочешь!

Филицата.Да с какой стати, и с чем это сообразно, коли тебя за енарала…

Поликсена (доставая деньги) . Так вот что: поди, купи мне мышьяку!

Филицата.Ай, батюшки! Ай, что ты, греховодница!

Поликсена (отдавая деньги) . Купи мне мышьяку! А если не купишь, я сама пойду. (Уходит.)

Филицата.Ай, погибаю, погибаю! Вот когда моей головушке мат пришел.

3ыбкина.

Платон.

Мухояров.

Филицата.

Сила Ерофеич Грознов , отставной унтер-офицер, лет 70-ти, в новом очень широком мундире старой формы, вся грудь увешана медалями, на рукавах нашивки, фуражка теплая.

Бедная, маленькая комната в квартире Зыбкиной. В глубине дверь в кухню, у задней стены диван, над ним повешены в рамках школьные похвальные листы, налево окно, направо шкафчик, подле него обеденный стол; стулья простой, топорной работы. На столе тарелка с яблоками.

3ыбкина (сидит у окна) , входит Платон.

Платон (садится утомленный) . Готово. Теперь чист молодец, все заложил, что только можно было. Семи рублей не хватает, так еще часишки остались.

Зыбкина.А как жить-то будем?

Платон.А как птицы живут? У них денег нет. Только бы долг-то отдать, а то руки развязаны. Вот деньги-то. (Подает Зыбкиной деньги.) Приберите! Завтра снесем.

Зыбкина.А как жалко-то; столько денег в руках, и вдруг их нет.

Платон.Да ведь нечего делать: и плачешь, да отдаешь.

Зыбкина.Уж это первое дело – долг отдать, петлю с шеи скинуть, – последнего не пожалеешь. Бедно, голо, да зато совесть покойна, сердце на месте.

Платон.Как это, маменька, приятно, что у нас с вами мысли одинакие.