Жан-Поль Сартр - Дьявол и господь бог

Умер без причастия. Волки обгрызли его лицо. Но видишь, я улыбаюсь.

Генрих (мягко). Зачем ты его предал?

Гёц. Люблю завершенность... Поп, я сам стал тем, чем стал. Не моя заслуга, что я не знал отца, но званием братоубийцы я обязан лишь самому себе. (Пауза.) Теперь он мой, только мой.

Генрих. Кто? Что?

Гёц. Дом Гейденштамов. Им теперь конец. Весь род теперь сведен ко мне, от Альбериха — основателя, до Конрада — последнего наследника. Взгляни-ка на меня. Я — фамильный склеп. Отчего ты смеешься?

Генрих. Я думал, этой ночью увижу дьявола. Теперь, пожалуй, мы вдвоем его увидим.

Гёц. Плевать мне на дьявола. Он только берет чужие души, но не он обрекает их на проклятье. Я хочу вести дело только с господом. Ведь от него пошли и чудовища и святые. Бог видит меня, знает, что я убил своего брата, и сердце его кровоточит. Да, господи, все верно, — я его убил. А что ты можешь против меня? Я совершил страшнейшее из преступлений, а бог справедливости меня не может покарать: уже больше пятнадцати лет, как он меня проклял. Что ж, хватит на сегодня: сегодня праздник. Я буду пить.

Генрих (приближаясь к нему). Держи! (Достает из кармам ключ и протягивает его Гёцу.)

Гёц. Что это?

Генрих. Ключ.

Гёц. Какой ключ?

Генрих. Ключ от Вормса.

Гёц. Я же сказал, что хватит на сегодня. Черт побери! Ведь он мой брат. Не каждый день хоронишь брата, я могу себе позволить отпуск до завтра.

Генрих (приближается к нему). Трус!

Гёц (останавливаясь). Взяв ключ, я все сожгу.

Генрих. В самой глубине ложбины большая белая скала. У подножия прикрытая кустарником дыра. Войдешь в подземный ход и обнаружишь дверь — откроешь ее этим ключом.

Гёц. Как тебя полюбят твои бедняки! Как они тебя благословят!

Генрих. Мне теперь все равно, теперь я погиб... Но тебе, ублюдок, я доверяю своих бедняков. Выбирай!

Гёц. Ты сказал, что стоит лишь взглянуть на мою рожу...

Гeнрих. Я ее плохо разглядел.

Гёц. А что ты видишь теперь?

Генрих. Вижу, что ты противен самому себе.

Гёц. Это верно. Но только ты не слишком обольщайся. Я уже пятнадцать лет себе противен. Разве ты не понял, что Зло — единственное, ради чего я живу? Дай мне этот ключ! (Берет ключ.) Что ж, поп, ты врал себе до самого конца. Решил, будто тебе удастся скрыть от себя собственное предательство, и под конец ты все же предал: ты выдал Конрада.

Генрих. Конрада?

Гёц. Не беспокойся. Ты так походишь на меня, что я тебя принял за самого себя. (Уходит.)

Палатка Гёца. Сквозь щель в свете лупы виден раскинувшийся вдали город.

Третий офицер, Герман, Катерина.

Герман входит и пытается спрятаться за походной кроватью. Его голова и тело исчезают, виден лишь толстый зад. Катерина входит и, подойдя к нему, дает ему пинок. Герман в растерянности вскакивает. Катерина хохочет и отступает.

3-й офицер. Если ты закричишь...

Катерина. Если я закричу, тебя схватят и Гёц велит тебя повесить. Лучше поговорим. Что ты хочешь с ним сделать?

Офицер. Будь у тебя в жилах кровь, ты, распутница, давно бы уже все сделала сама. Хватит! Убирайся и благодари бога, что за тебя все сделают другие.

Катерина. А что будет со мной, когда он умрет? Весь лагерь набросится на меня.

Офицер. Мы дадим тебе бежать.

Катерина. А денег дадите?

Офицер. Немножко дадим.

Катерина. Дайте денег, и я пойду в монастырь.

Офицер (смеясь). Ты? В монастырь? Если тебе по нраву женское общество, лучше поступай в бордель. У тебя такие бедра... сможешь кучу золота заработать... Решай! От тебя я требую лишь молчания.

Катерина. Можешь не беспокоиться. Я тебя не выдам. Но вот позволю ли его зарезать?.. Неизвестно.

Офицер. Почему?

Катерина. У нас с тобой разные интересы, капитан. Честь мужчины на острие шпаги, ее всегда защитишь. А меня он превратил в потаскуху, это труднее исправить. (Пауза.) Ночью город будет взят. С войной покончено. Все разбредутся. Он придет сюда, и я спрошу его, как он намерен со мной поступить. Если он оставит меня при себе...

Офицер. Гёц оставит тебя при себе?! Да ты с ума сошла! Что он станет с тобой делать?

Катерина. Если он оставит меня, ты к нему не прикоснешься.

Офицер. А если он тебя прогонит?

Катерина. Что ж, тогда он твой. Если я крикну: «Ну, пеняй на себя!» — выходи из укрытия, он в твоих руках.

Офицер. Не нравится мне это: не люблю, когда дело зависит от юбки.

Катерина (все это время посматривавшая наружу). Ну что ж, тогда тебе придется встать на колени и просить его о пощаде. Вот он.