Леонид Жуховицкий: Последняя женщина сеньора Хуана

КОНЧИТА. Уверена.

МИХО. Мне тоже кажется — получилось… Эти стихи посвящены тебе. Пока! Подойди к окну, я пошлю тебе воздушный поцелуй. (Выбегает.)

КОНЧИТА. Сеньор, он ушел.

ХУАН (выходя). Тебе понравилось это?

КОНЧИТА. Да нет, сеньор, просто в прошлый раз было еще хуже.

ХУАН. Мне кажется, он что-то заподозрил.

КОНЧИТА. Он не видит, ничего кроме своих стихов… Сеньор, вы хотели доказать.

ХУАН. Что я хотел доказать?

КОНЧИТА. Вы хотели доказать, что я приятная девушка.

ХУАН. Видишь ли… Да, так что я имел в виду? Дело в том, что о каждом из нас — буквально о каждом! — природа великолепно позаботилась. Мы оснащены для любви всем необходимым — и ты тоже. У каждой женщины есть хоть что-нибудь приятное в лице. Обижена лицом — значит, одарена телом. Если же нет и этого, тоже не страшно, потому что нежность сильней красоты. Ночью в комнате для двоих лица не видно. Но одно прикосновение…

КОНЧИТА. Сеньор, прикоснитесь ко мне!

ХУАН. Это немыслимо!

КОНЧИТА. Вы никогда не были некрасивой девушкой. Я услышала о вас три года назад и с тех пор молюсь не о вечном блаженстве, а о прикосновении сеньора Хуана. И вдруг вы здесь! Это не случай, это судьба.

ХУАН. Кто твоя мать?

КОНЧИТА. Блонкита-нищенка.

ХУАН. Нет, не помню. Но все равно. Тебе всего девятнадцать! Где гарантия, что ты не моя дочь?

КОНЧИТА. Я некрасива, сеньор, я не дитя любви. Такие, как я, рождаются только в законном браке. Сеньор Хуан, не надо спорить с судьбой. (Начинает раздеваться, но делает это без суеты и с достоинством, как бы покоряясь судьбе.)

Врывается Михо. В руке у него шпага, с которой он обращается не по науке, но довольно ловко и даже эксцентрично.

МИХО. Защищайся, негодяй!

КОНЧИТА. Михо, не надо! (Бросается к нему.)

Михо отшвыривает ее.

ХУАН. Слушай, парень, чего тебе нужно?

МИХО. Твою жизнь, негодяй!

ХУАН (с досадой). А, черт, и здесь!

Дерутся на шпагах. Михо фехтует весьма своеобразно, тем не менее Хуан быстро выбивает у него шпагу.

Ну, чего стоишь? Иди!

МИХО. Тогда ты убей меня, негодяй!

ХУАН. Мы не знакомы, я вдвое старше. Почему ты со мной так разговариваешь?

МИХО. Ты осквернил мою любовь!

ХУАН. Я не успел. Ты ворвался как сумасшедший.

МИХО. Вот моя грудь!

ХУАН. Ну и оставь ее себе. (Внезапно срываясь, кричит.) Я устал, ты можешь это понять?!

МИХО (спокойно). Кончита, выйди.

КОНЧИТА. Но…

МИХО. Сеньор, я могу сесть?

ХУАН. Садись.

МИХО. Выйди. Крови не будет.

Кончита идет к двери, но потом останавливается и тихо устраивается в углу, где ни Михо, ни Хуан ее не видят.

Сеньор, я похож на дурака?

ХУАН. «Похож» — слишком мягкое слово.

МИХО. Так вот, я не дурак. Мне не хотелось бы, чтобы вы плохо думали обо мне. Я не дурак, я поэт.

ХУАН. Ты влюблен в Кончиту?

МИХО. Сеньор, ну при чем тут любовь? Надо же кому-то посвящать стихи! Здесь глушь, девушек мало, у всех женихи, одна Кончита свободна. Имя красивое, а портрет в книжке печатать не будут.

ХУАН. Но если ты ее не любишь, зачем эти глупости со шпагой?

МИХО. Я поэт. Моя жизнь в этом и только в этом. Поэтому я не завидую ни богатым, ни знатным, ни даже вам, сеньор Хуан, со всеми вашими женщинами. Но мне рвет душу старый оборванный пропойца, который готов читать свои стихи в любом трактире за кружку пива. Он ничтожен, он потерял себя, но от каждой его строки холодеет затылок. Я поэт, сеньор, а он — великий поэт.

ХУАН. Ну и убил бы его, я-то при чем?

МИХО. Его нельзя. Каждый день его жизни — это пять или шесть новых строк… И поэтому это ничего не даст: он велик, но никому не известен.

ХУАН. Ты не мог бы выразиться яснее?

МИХО. Я поэт…

ХУАН. Один раз я это уже слышал.

МИХО (снисходя к непонятливости собеседника). Я молодой поэт. А молодому поэту пробиться невозможно. В Испании издают не стихи, а имена! Нужны деньги — у меня их нет, или протекция — у меня ее нет…

ХУАН. Или?

МИХО. Я подумал: если в честном поединке я убью знаменитого человека, про меня узнает вся Испания. Я получу имя! Да через три месяца я стану самым популярным поэтом страны!

ХУАН. Извини, что нарушил твои планы.

МИХО. Вы мне понравились. Я рад, что вы остались в живых.

ХУАН. Постой. А если бы честный поединок закончился по-другому? Если бы я убил тебя?

МИХО. Это было бы вообще идеально. Для поэта лучший способ пробиться — умереть молодым. Представляете: я гибну смертью героя, Кончита трезвонит о нашем поединке на весь белый свет…