Том Стоппард - Художник, спускающийся по лестнице

Глухой грохот вдалеке; это взрыв артиллерийского снаряда.

Мартелло. Наверное, где-то неподалеку добывают камень.

Битчем. Спокойно, Наполеон, вот умница…

Донн ер. Битчем тоже спятил.

Еще один взрыв.

Битчем. Я понял! Я назову его Десятым Битчема! Он будет призрачной кавалерией, изменяющей ход военных действий – вот он, мгновение – и его нет! – он атакует и тут же исчезает, его ржание уносится ветром, он не оставляет следов: все, что вы слышите, – это стук копыт по пустой дороге. Это не физический конь, это конь метафизический! Патафизический! Апокалиптический, стукокопытческий Десятый Битчема – смотрите и любуйтесь!

Кавалерийский эскадрон с громким топотом проносится мимо и исчезает; трое друзей, потрясенные этим зрелищем, возвращаются к реальности.

Мартелло. Боже святый!

Доннер. Ну, теперь-то вы мне поверили? Это была немецкая кавалерия.

Битчем. Он прав.

Мартелло. Мы зашли слишком далеко на восток Только не надо нервничать. Господи, до чего же мы дожили – нельзя спокойно по Европе прогуляться! Вперед! Я вижу, что дорога расходится в разные стороны. Если верить солнцу, то нам направо, в Швейцарию.

Взрыв.

Не обращайте внимания.

Доннер. Глядите, что там происходит?

Мартелло. Где? – А, это… Какие-то люди копают канаву.

Битчем. Это солдаты.

Мартелло. Во Франции солдаты, как правило, все время копают канавы. И в Германии тоже. Главное – не обращать на них внимания.

Битчем. А почему канава такая большая?

Мартелло. Правда? Ну, наверное, они собираются укладывать туда трубу.

Битчем. По-моему, такие канавы называют траншеями.

Мартелло. Главное – не обращать ни на что внимания.

Доннер. Нас наверняка вышлют из страны. Остается только надеяться, что не заставят идти пешком.

Мартелло. Лучше посмотри, как кругом красиво. Дорога идет в гору. Это хороший знак. Вперед, Битчем! Кстати, что стряслось с твоим Десятым?

Битчем. Ох, как у меня болят ноги… Господи!

Судя по всему, он заметил нечто ужасное – Мартелло и Доннер поворачиваются и смотрят в ту же сторону.

Мартелло (громко и отчетливо). Добрый день!

Битчем (тем же тоном). Бонжур!

Доннер. Гутен таг!

Пауза.

Битчем (шепотом). Это был артиллерийский снаряд.

Мартелло. Старина, в любом случае это нас совершенно не касается. Эти европейцы все время убивают друг друга из-за своих дурацких границ.

Доннер. Как мы вернемся домой?

Битчем. Поездом. Я телеграфирую, чтобы нам выслали денег.

Доннер. Сомневаюсь, что поезда сейчас ходят!

Битчем. Тогда пойдем на вокзал и будем ждать, пока они не начнут ходить снова!

Доннер. Нас примут за шпионов… и расстреляют! Какая нелепость! Я не хочу умирать нелепой смертью!

Битчем. Другой смерти на войне не бывает.

Мартелло. Молчать! Вы рассуждаете как молокососы. Я старше вас, у меня опыта больше. Я внимательно следил за ситуацией в Европе и могу заверить вас, что войны не будет – по крайней мере в этом году. Вы что, забыли – мой дядя Руперт служит в Министерстве обороны. Когда пристрелили этого дурацкого эрцгерцога Фердинанда, то я спросил его. – «Дядюшка! Это война? Неужели из-за этого мне придется отложить поход, который мы с друзьями планируем с самой зимы?» «Мой мальчик! – ответил мне дядя Руперт. – Смело отправляйся в путь! Я лично заверяю тебя, что войны не будет, поскольку правительство Его Величества еще не готово к войне и нам потребуется не менее шести месяцев, чтобы собраться с силами и задать этим лягушатникам перца!»

Доннер. Лягушатникам?

Мартелло. «Можешь гулять смело и ни о чем плохом не думать, – сказал мой дядюшка Руперт, – а затем отправиться отдохнуть на воден-воден в Баден-Баден!», а моя тетушка прибавила к этому: «Может быть, это излечит тебя от этих идиотских творческих порывов, на которые ты тратишь столько времени и денег! Ты живешь в прекрасном и разумно устроенном мире, – продолжила моя тетушка, – и уж если тебе не терпится быть художником, так хоть рисуй что-нибудь прекрасное и разумное!» Что наводит меня на мысль… – это уже не тетушка, это я от себя говорю, – так вот, это наводит меня на мысль о моей будущей картине, о портрете прекрасной женщины, описанной в Песни Песней царя Соломона…

Разрыв снаряда.

Изображу я живот ее как круглую чашу, в которой не истощается ароматное вино; чрево ее – как ворох пшеницы, обставленный лилиями; два сосца – как двух козлят, двоен серны; шею ее – как столп из слоновой кости; глаза ее – озерки Есевонские, что у ворот Батраббима; нос ее – как башню Ливанскую, обращенную к Дамаску… О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои – как стадо коз, сходящих с горы Галаадской; зубы твои – как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни… Напишу я губы твои, как ленты алые, и уста твои любезные; как половинки гранатового яблока – ланиты твои под кудрями твоими…