Лев Толстой - Плоды просвещения

Таня заходит сзади Леонида Федоровича и бьет его по голове гитарой.

Леонид Федорович. Ударил меня по голове! ( Смотрит на стол. ) Перо не пишет еще, и бумага сложена.

Профессор. Посмотрите, что за бумага, делайте скорей; очевидно, двойная сила: его и Гросмана – производит пертурбации.

Леонид Федорович( выходит с бумагой в дверь и тотчас возвращается ). Необычайно! Бумага эта – договор с крестьянами, который я нынче утром отказался подписать и отдал назад крестьянам. Вероятно, он хочет, чтоб я подписал его?

Профессор. Разумеется! Разумеется! Да вы спросите.

Леонид Федорович. Николай! Или ты желаешь...

Таня стучит два раза.

Профессор. Слышите? Очевидно, очевидно!

Леонид Федорович берет перо и выходит.

Таня стучит, играет на гитаре и гармонии и лезет опять под диван. Леонид Федорович возвращается. Семен потягивается и прокашливается.

Леонид Федорович. Он просыпается. Можно зажечь свечи.

Профессор( поспешно ). Доктор, доктор, пожалуйста, температуру и пульс. Вы увидите, что сейчас обнаружится повышение.

Леонид Федорович( зажигает свечи ). Ну что, господа неверующие?

Доктор( подходя к Семену и вставляя термометр ). Ну-ка, молодец. Что, поспал? Ну-ка, это вставь и давай руки. ( Смотрит на часы. )

Сахатов( пожимает плечами ). Могу утверждать, что медиум не мог делать всего того, что происходило. Но нитка?.. Я бы желал объяснения нитки.

Леонид Федорович. Нитка, нитка! Тут были явления посерьезнее.

Сахатов. Не знаю. Во всяком случае – je réserve mon opinion [23].

Толстая барыня( к Сахатову ). Нет, как же вы говорите: je réserve mon opinion. A младенец-то с крылышками? Разве вы не видали? Я сначала подумала, что ото кажется; но потом ясно, ясно, как живой...

Сахатов. Могу говорить только о том, что видел. Я не видал этого, не видал.

Толстая барыня. Ну как же! Совсем ясно было видно. А с левой стороны монах в черном одеянье, еще нагнулся к нему...

Сахатов( отходит ). Какое преувеличение!

Толстая барыня( обращается к доктору ). Вы должны были видеть. Он с вашей стороны поднимался.

Доктор, не слушая ее, продолжает считать пульс.

( Гросману. ) И свет, свет от него, особенно вокруг личика. И выраженье такое кроткое, нежное, что-то вот этакое небесное! ( Сама нежно улыбается. )

Гросман. Я видел свет фосфорический, предметы изменяли место, но более я ничего не видел.

Толстая барыня. Ну, полноте! Это вы так. Это оттого, что вы, ученые школы Шарко, не верите в загробную жизнь. А меня никто теперь, никто в мире не разуверит в будущей жизни.

Гросман уходит от нее.

Нет, нет, что ни говорите, а это одна из самых счастливых минут в моей жизни. Когда Саразате играл, и эта... Да! ( Никто ее не слушает. Она подходит к Семену. ) Ну, ты мне скажи, ты, дружок, что чувствовал? Очень тебе было тяжело?

Семен( смеется. ) Так точно.

Толстая барыня. Все-таки терпеть можно?

Семен. Так точно. ( К Леониду Федоровичу. ) Прикажете идти?

Леонид Федорович. Иди, иди.

Доктор( к профессору ). Пульс тот же, но температура понизилась.

Профессор. Понизилась? ( Задумывается и вдруг догадывается. ) Так и должно было быть, – должно было быть понижение! Двойная энергия, пересекаясь, должна была произвести нечто вроде интерференции. Да, да.

Леонид Федорович. Мне одно жалко, что полной материализации не было. Но все-таки... господа, милости просим в гостиную.

Толстая барыня. Особенно меня поразило, когда он взмахнул крылышками, и видно было, как он поднимается.

Гросман( Сахатову ). Если бы держаться одного гипноза, можно бы произвести полную эпилепсию. Успех мог бы быть совершенный.

Сахатов. Интересно, но не вполне убедительно! – все, что могу сказать.

Леонид Федорович с бумагой. Входит Федор Иваныч.

Леонид Федорович. Ну, Федор, какой сеанс был удивительный! Оказывается, что землю-то надо уступить крестьянам на их условиях.

Федор Иваныч. Вот как!

Леонид Федорович. Да как же? ( Показывает бумагу. ) Представь, бумага, которую я им отдал, оказалась на столе. Я подписал.