Коген.Да, да, так, так… Что я поделываю? Ничего, профессор, ничего. Читал вот в колонии лекцию о революции. Теперь в национальную галерею хожу. Да-с, не рассчитали мы. Кто бы мог подумать? Ведь казалось – все кончено. Победу праздновали. И вот, не угодно ли. Самая злейшая реакция!
Арсений Ильич.Вот, подождите, что еще весной дума скажет. Может, амнистия…
Коген.И нисколько я ни на что не надеюсь, хотя за дело пострадал-то. Щепкой себя выброшенной чувствуешь… Выбросили и забыли. (К Борису) . Давно в Париже?
Борис.Нет. С недельку.
Коген.Ну, и что ж, что ж, познакомились с парижскими развлечениями? Профессор, я переселился в Монмартр. В самый центр кабачков. Жизнь кипит вокруг меня, всю ночь кипит.
Борис.Интересная?
Коген.А вот приходите как-нибудь ко мне, вместе пойдем. Я вам такое покажу… Совершенные Афины. Культурная демократия. Наипоэтичнейшие формы порока. Здесь сама проституция поэтична. Ею занимаются по призванию. Деньги – дело второстепенное. Ну, как поэты стихи пишут. Ведь не для денег же, хотя гонорар получают.
Борис.Я был на днях в каком-то кабаке. Не понравилось. Добродетельно до… провинциализма, я бы сказал. И деловито. Народу – как в метрополитене. Что уж за сладострастие? На сладострастие и намека нет.
Коген.Нет? Вот как? Ну-с, ничего вы, значит, в Париже не видали-с. Ничего.
Входит Бланк.
Бланк (Когену). А, уважаемый редактор!
Коген.Двадцать два дня всего редактором я был, а вот уж почти год в бегах.
Бланк (здоровается с Борисом, Когену). Ну и что ж, считаете свою роль оконченной?
Коген.А как же прикажете быть? Что делать?
Бланк.Дело найти всегда можно… Да, вы знаете, мы завтра с Соней в Женеву едем.
Коген.Ах, значит решено?
Бланк.Решено и подписано.
Арсений Ильич.Максим Самойлович изучением парижских нравов занялся. Все парижские кабачки посещает.
Коген (вдохновенно). Что кабачки! Нет, нет, вы не знаете. Это Афины, это Александрия. Какая красота! И клянусь вам, только здесь сохранилась искренняя любовь, истинная! До смерти, до кинжала. До слез умиления…
Арсений Ильич.Кто плакал?
Коген.Я, я плакал. Да, этого не знать – ничего не знать. И жизни мало, чтоб это изучить.
Арсений Ильич.Вот видите, вот и нашлось дело. (К Бланку). Слышите, Иосиф Иосифович? (Бланк смеется).
Коген (тоже смеется). Дело? Да… дело… Ах, профессор, что ж вы меня перед товарищем компрометируете? Это ведь я так… А вы… Пожалуй, еще из партии меня исключат (Все смеются) .
Арсений Ильич.Что ж, это любопытно… Любопытные наблюдения… Вы говорите – истинная любовь сохранилась? А мы вот тут только что о любви рассуждали, что любовь…
Борис (перебивая, нервно). Дядя, дядя! Мы совсем не о любви… То есть не о той любви… Не о том…
В столовую вошла горничная с визитной карточкой. Наталья Павловна, взяв ее, входит с нею в гостиную.
Наталья Павловна.Арсений, тебя какой-то молодой человек желает видеть. Вот карточка.
Арсений Ильич (читает). Jean Gouschine. Гущин, [18]наверное.
Коген.Слышал эту фамилию. Кажется, декадентский поэт.
Арсений Ильич.Какого же черта ему от меня нужно?
Наталья Павловна.По делу, кажется…
Гущин.Простите, профессор, что я вас побеспокою…
Арсений Ильич.Пожалуйста. Чем могу служить? (Представляет всех). Коген, Львов, Бланк…
Коген.Я вас где-то видел на днях. Видел, положительно видел.
Гущин.Не знаю… Я не имел чести… Не помню. Я к вам, профессор, за указаниями. Я изучаю античную мифологию… Особенно культ Митры и Астарты. [19]Услыхав, что вы тут, я и взял на себя смелость обратиться к вам за некоторыми литературными указаниями…
Коген.А ведь я вспомнил! Я вас третьего дня видел в «Раю» и в самой неприличной позе.
Арсений Ильич.Как, в раю?
Коген.Тут есть кабачок такой, Le Paradis. Рай изображает, с гуриями, ну, обнаженными, конечно. При помощи зеркал, как-то. Вызывают из публики желающих попасть в рай, наводят зеркала, и эффект получается довольно пикантный. Так вот я мосье Гущина в таком раю с гуриями видел. (К Гущину). Ведь правда,?
Читать дальше