Анатолий Гуницкий - Смерть безбилетнику!

Режиссёр. Да, нуждается! Нуждается! Пусть многие говорят о радикальности, однако при этом нельзя зачеркивать достижения прошлого! Старые мастера! Именно они наполнили пространство кадра неистовой духовностью!

Корреспондент. А вам не кажется…

Режиссёр. Кажется, кажется. Продолжаем! (Пальто.) Итак, вы обвинитель, понятно! Запомните, как можно больше убедительности! Ведь перед вами враг, матёрый преступник! Опасность! Все в опасности! Государство в опасности!

Пальто (растерянно). Но что же мне делать? Что говорить?

Режиссёр. И не стыдно? Взрослый человек, в пальто… Вы кто по профессии?

Пальто. Вообще-то филолог. Иногда искусствовед. Культурой занимаюсь.

Режиссёр. Лекции приходилось читать?

Пальто. Как же! В Берлине, в Ужгороде, в Миассе…

Режиссёр. Читайте, читайте нам лекцию! Но не в Ужгороде, а в Сорбонне, в Оксфорде! Перед вами — лучшие умы человечества, интеллектуальная элита! Вперёд!

Пальто. Я… Я… Я… Требую форума! Форума и кворума! Вот он — взгляните — сидит перед вами! Как невинно он смотрит в землю, можно подумать, что не он, а не он содеял этот тягчайший из грехов! Отцеубийство, скотоложство, кровосмешение — невинные забавы по сравнению с тем, что содеял он, безбилетник!

Режиссёр. Многовато, конечно, пафоса, но ничего… сойдёт! Дерзайте!

Пальто. Нравственность, именно забота о нравственности вынуждает меня быть максимально суровым! Мы…

Режиссёр. Доказывайте, аргументируйте! Перед вами враг, матёрый и опасный преступник!

Пальто. Нравственность является критерием высшим! На вчерашней выставке в Гавре, то есть, не на вчерашней…

Режиссёр. Вы как будто о другом говорили..

Рубашка. Пустите меня! Я всё как надо скажу, с подтекстом!

Режиссёр. Не мешайте! (Пальто.) Что же вы замолчали?

Пальто. Милосердие должно быть суровым, а суровость — жестокой! У нас вода текла… вчера, позавчера…

Режиссёр. Что вы несёте? Какая вода, при чём тут вода?

Блондинка. Он бездарен и толст!

Режиссёр. А начинал всё же неплохо…

Блондинка. Он завалит всю съемку!

Режиссёр. Да? Ну ладно, милейший, идите на место. (Смотрит на Кепку.) А если вы?

Блондинка. Очень сильный типаж.

Режиссёр. Да, в нём есть что-то робеспьеровское.

Полная. Скорее уж он на Дантона похож.

Худая. Не, на Демулена.

Полная. На Дантона, на Дантона, на Дантона!

Худая. Брось ты, Петровна. Чистый Демулен!

Полная. Нет, на Дантона! На Дантона!

Режиссёр. Да хватит вам… Демулен, Сен-Жюст… Мешаете! (Кепке.) Значит, вы будете обвинять. Это злостный безбилетник, это исчадие ада! Он должен быть уничтожен, сметён с пухлых щёк вечно юной старушки Земли! Вот ваша цель! Но не наигрывайте! (Шляпе.) И вы — очень внимательно! Ведь Обвинитель — ваш идейный враг, каждое его слово и даже междометие вызывают у вас острое негодование, нравственный понос, духовную рвоту. Вы должны костьми лечь за правду, бороться, бороться за человека, даже если он в принципе убог и ничтожен!

Блондинка. Глядите, а безбилетник-то не шевелится! И глаза закрыты!

Худая. Точно, глаза закрыты! И бледный-то какой!

Пальто. Нельзя было пренебрегать гуманностью, я предупреждал.

Блондинка. Он умер!

Режиссёр. Умер? Зачем же он умер? А как же мой фильм?

Полная. Фильм! У нас народ, суд, общественное мнение… Что же теперь делать?

Рубашка. Ушёл от расправы, собака!

Худая. Сердце, наверное, остановилось, вот и умер.

Толпа гудит. Возгласы. «Умер!», «Вызовите скорую!», «Давай!».

Оператор. Что вы делаете?

На него набрасывается Купальник и затаскивает под скамейку.

Пальто. Так мне не надо быть обвинителем? Слава Богу!

Блондинка. Ай, что это? Он оживает!

Берет шевелится и просыпается.

Берет. Фу… Как? Вла… Дождь?

Полная. Так он не умер? Вот ведь дрянь! Суд идёт, кино снимают — всё из-за него, а он спит!

Худая. Не умер, что ли? А говорили — умер! Значит не умер.

Пальто. Бывает смерть клиническая, а бывает и настоящая.

Пальто. Как же вы могли спать? Я отказываюсь вас обвинять!