Анатолий Суров - Рассвет над Москвой

Звягинцев (сконфужен; но вдруг в нём проснулась отчаянная решимость). А когда же тёщей-то будете, Агриппина Семёновна?

Агриппина Семёновна (шутливо). Вот уж воистину: одно сердце страдает, другое не знает. (Приоткрыла штору. В раздумье.) Ночь… Ночные разговоры откровенные… (Вздохнула.) Жаль мне её. Жизнь у неё шумная, трескучая, да не настоящая.

Звягинцев. А вы поговорите построже с Капитолиной. Что, мол, долго Антон с Байкала в Москву и обратно ездить будет? Вас она боится.

Агриппина Семеновна (смеётся). Ха-ха-ха!.. Нет, батюшка! Моё дело — пироги испечь. А невесту стращать — уволь.

Звягинцев. Однако я двинусь. (Слишком громко хлопнул крышкой чемодана, слишком старательно затягивает ремень.)

Агриппина Семёновна (видит, как не хочется уходить Звягинцеву, да и самой не по душе его отъезд; сдержанно). Чайку бы, Антон, а? Холодный он, правда. (Пододвигает стакан.)

Звягинцев. Не пью холодный. (Однако садится за стол и старательно, маленькими глотками отхлёбывает чай.)

Агриппина Семёновна. И я такой не терплю… (Садится против Звягинцева, берет свой стакан и пьёт из него.)

Звягинцев (рассеянно оглядывает, стены). Рисунки-то санины?

Агриппина Семёновна. Её… Любит свой город. Ты вот альбом посмотри. (Подаёт альбом.) Будет из Сани толк?

Звягинцев (перелистывает альбом; мечтательно). Художница! Экое счастье — глаза на жизнь людям открывать. Мне, вам; каждому. Хорошо, если Саня и впрямь живописцем станет. Депутатом нашим в искусстве. Так и прикажите ей.

Агриппина Семёновна. Э-э, батюшка, у нас без приказов, каждая по-своёму живёт.

Звягинцев. Заметно. Даже по этой гостиной заметно. Здесь трое живут как бы порознь. (Глядя на клинок.) Вот Капитолины уголок… (Пройдя к роялю.) Здесь санина крепость… (С улыбкой посматривая на сундук, стоящий в противоположном углу.) А это уж, извините, ваша мебель. Уважаемая, конечно, вещь…

Агриппина Семёновна. Имущество тебе моё, что ли, не нравится? Другого не нажила.

Звягинцев. Не в имуществе суть. Живёте в одной семье тремя ячейками. (Снял со стены клинок, рассматривает. Читает надпись на рукоятке.) «Народному мстителю Капитолине Солнцевой за смелый кавалерийский рейд. От Ковпака». Да-а… (Вздохнул.) Многое в Капитолине от тех дней осталось. Много хорошего. Но и рубит сплеча, как в кавалерийской атаке. И мается на фабрике, как в ночном походе, и пальто на ней, как казачья бурка. И нравится мне это в ней и бесит. Да что говорить! И без того душно!

Агриппина Семёновна. Душно — так проветрим! (Раздвигает портьеры.)

На улице голубоватая мгла предрассветных часов. Вдали рубиновая звезда Кремлёвской башни. В прозрачном небе полощется флаг Союза. В нескольких окнах Кремлёвского дворца горит свет. Агриппина Семёновна распахивает окна; врывается лёгкий, прохладный ветер. Он шевелит волосы на голове Звягинцева, гуляет по комнате, шелестя бумагами.

Тихо-то как!.. Что ни говори, Антон, хороша Москва! (Пауза.) А мы, Антон, в этом доме последние деньки доживаем. Сносят его. В новую квартиру переезжаем. Снесут дом — и углам конец!

Звягинцев. Мебель эту с собой не тащите! (Указывает на сундук.)

Агриппина Семёновна. Ты что!.. Обязательно захвачу — как можно без сундука? Памятная вещь! Он пуст был всегда и служил замести кровати. Вот его — чудовище, уродину — повезу в новый дом обязательно. Чтобы в новом доме о старом помнили. Старое-то вспомните — новое краше покажется.

Долгая пауза.

Звягинцев. Светает…

Пауза.

Люблю я рассвет больше дня и ночи, больше утра и вечера… (Молчит.)

В оркестре возникает чистая, прозрачная и необъятно широкая мелодия.

А Капитолина всё же не придёт… (С горечью.) Подымается новый день. А для кого он? Прохлада эта, небо голубое — для кого?' Для кого Москва красавицей стала? Разве только для внуков наших? Нет, и для нас с вами. Для Капитолины. Вот чего она понять не может. Все радости по привычке на послезавтра переносит. А я так скажу: полным счастьем жить пора!

Агриппина Семёновна (прислушивается к шуму за окном). Гляди… Слушай!..

То стихая, то усиливаясь, на улице звенит песня: