Борис Михайлов - Афганская любовь, или Караван

МАТВИЕНКО. Один заплясал! Есть, еще один!

ИСМАИЛОВ. Еще один!

МЕДВЕДЕВ. (Корсунскому). Не спеши строчить, прицелься хорошо.

Еще несколько автоматных очередей и душманы повернули обратно.

НОВИКОВ. Вперед! (Вскакивает, собирается преследовать отступающих)

МЕДВЕДЕВ. Отставить преследование! Вернется Максим, решит.

Снова тишина, напряжение постепенно спадает.

КОРСУНСКИЙ. (Борисову). За службу много духов положил?

БОРИСОВ. Не считал. Много. Такая работа на войне — убивать и быть убитым.

КОРСУНСКИЙ. Все же, сколько?

БОРИСОВ. Что ты пристал! Не понимаешь, — ни я, так меня?!

КОРСУНСКИЙ. У меня руки дрожали, никак не мог прицелиться точно. Человек все же живой, жалко.

БОРИСОВ. Жалко? А Маслова, Вихрова не жалко? Кто первым выстрелит — тому и жить.

МЕДВЕДЕВ. Не переживай, По-началу у всех так. Я тоже долго не мог привыкнуть, что Афган не продолжение учёбки. Лишь после увиденной крови, первых "трехсотых" перестал испытывать муки и задаваться вопросом, кто у меня в прицеле. Первый раз выстрелить в человека трудно, но ты перебори в себе это чувство. Вспомни, сколько твоих одногодков — Маркелов, Воротников, Маслов больше не встанут рядом в строю.

КОРСУНСКИЙ. Стараюсь помнить, потому и напросился на операцию. Хочу испытать себя, на что годен. Мужчина или нет.

БОРИСОВ. Пацан! На кой хрен все это тебе. Сидел бы в части, базу на днях свернут и всех отправят в Союз.

КОРСУНСКИЙ. Человеку, даже без комплексов, трудно стрелять в себе подобных. Не знаю, смогу ли, не задрожат опять руки?

БОРИСОВ. Не задрожат. Уже сегодня. Пойдут духи в новую атаку, и будешь стрелять как все, забудешь книжно — интеллигентские рассуждения. Все проходят через это. Думаешь, я не переживал? Или Исмаил? Насмотрелись, как гибли парни, с кем проходили учебку, делились последним глотком из фляги. Увидели отрезанные головы русских ребят, изуродованные трупы, отрезанные мужские члены, из которых духи выложили всем известное слово из трех букв. А однажды, вытеснив духов из кишлака, наткнулись на человеческий обрубок. Наш солдат. Духи отрубили ему руки и ноги, перевязали жгутами конечности, чтобы кровью не истек, а ты говоришь жалко. "Мужики, — шептал он запекшими губами, — прикончите, умоляю!" Ни у кого не поднялась рука. Отправили в госпиталь. Не знаю, выжил ли. Зачем теперь ему жизнь?

ИСМАИЛОВ. Надо было застрелить.

БОРИСОВ. Теперь, вероятно, исполнил бы его просьбу, а тогда…. Помню, в первый раз сопровождали колонну и вдруг из зеленки трата — та — та, полились автоматные очереди. Один падает, второй. Остановились, заняли оборону, спрятались за БТР, изредка стреляем по кустам. Старшой дает команду не стрелять, беречь патроны. Дембеля закурили, пустили по кругу косячок с травкой. Затянулся раз, другой и стало легко, ни какого страха. Через несколько минут духи попытались вылезти из зеленки на шоссе. Мы открыли огонь. И не было у меня страха, жалости, одна ненависть. Стрелял и стрелял. Духов десять положили, остальные отступили в зеленку.

КОРСУНСКИЙ. Сам скольких положил?

МЕДВЕДЕВ. На войне не принято считать.

БОРИСОВ. Не один стрелял, разве определишь, когда шквал огня. Попадал — уверен.

Слышится шум и в зоне видимости появляются духи.

ВАСЕНКО. Духи!.. Сколько их!

МЕДВЕДЕВ. Вижу, без паники! Приготовиться к отражению атаки!.. Огонь!

Стреляет и Корсунский, он лежит рядом с Борисовым.

БОРИСОВ (ему). Не торопись нажимать крючок. Выбери точку и целься, потом только стреляй! (Корсунский стреляет). Молодец! Кажется с почином.

КОРСУНСКИЙ. (Опускает автомат, взволновано смотрит на товарища). Убил?

БОРИСОВ. Похоже, попал. (Продолжает стрелять). А может и не ты. Не переживай!

МЕДВЕДЕВ. (Далиле после ее удачных выстрелов). Молодцом, девушка! Береги патроны только.

ДАЛИЛА. Не учи! Не подпускай близко — гранату бросит!

НОВИКОВ. (Восхищен успехами Далилы). Давай, девушка, коси антихристов!

ДАЛИЛА. Сам ты антихрист.

КОРСУНСКИЙ. Белым флагом машет. Подпустим?

ВАСЕНКО. Ни в коем случае! Стреляю.

МЕДВЕДЕВ. Отставить стрельбу, пусть подойдут. (Матвиенко) Я держу высокого, возьми на мушку второго.

ИСМАИЛОВ. (кричит на дари, затем по-русски). Чего надо?

Душман кричит, что-то непонятное про девушку, путая русский и пуштунский

ИСМАИЛОВ. Пуштун, молодую женщину поминает.

МАТВИЕНКО. Сдаются?

ДАЛИЛА. Требуют отдать меня, и весь отряд уйдет с миром.

МЕДВЕДЕВ. Переведи, минуту даем, чтобы убрались, потом стреляем.