Сэр Роберт Чилтерн. В этом и заключается твоя ошибка, твое заблуждение! И это типично для всех без исключения женщин. Почему вы, женщины, не можете любить нас такими, какие мы есть, со всеми нашими недостатками? Зачем вы ставите нас на пьедестал? Мы все одним миром мазаны — как женщины, так и мужчины; но мужчина любит женщину, зная все ее слабости, все ее причуды и несовершенства, — и, может быть, за них-то он ее больше всего и любит. И это правильно. Потому что не тот нуждается в любви, кто силен, а тот, кто слаб. И именно тогда, когда мы раним себя или другие нас ранят, — тогда должна прийти любовь и исцелить наши раны. А иначе зачем вообще нужна любовь? Истинная любовь прощает все прегрешения, кроме прегрешений против самой любви. Она освящает любую жизнь, кроме жизни без любви. Такова любовь мужчины. Она шире, добрее, человечнее, чем любовь женщины. Вы думаете, что делаете из нас идеал. А вы только творите себе ложные кумиры. Ты тоже сотворила из меня ложный кумир. А у меня недоставало мужества сойти с пьедестала вниз, показать тебе свои раны, признаться в своих слабостях, потому что я боялся потерять твою любовь, которую все равно теперь потерял. В итоге ты разбила мне жизнь. Да, разбила, и не далее как вчера! То, чего потребовала эта женщина, — пустяки по сравнению с тем, что она предложила взамен. Она предложила мне безопасность, спокойствие, жизнь без страха. Когда передо мной внезапно предстал грех моих юных лет, — грех, который я считал похороненным, такой грязный, такой омерзительный, и схватил меня за горло, именно тогда мне представилась уникальная возможность покончить с ним навсегда, загнать обратно в могилу, изгладить самую память о нем, сжечь единственное свидетельство против меня. Но ты мне помешала это сделать. Ты, и никто другой. И теперь у меня нет ничего впереди — только публичный позор, гибель всех моих ожиданий, стыд, смех толпы, одинокая жизнь где-нибудь в глуши с вечным клеймом позора и такая же одинокая смерть. Нет уж, пусть лучше женщины не делают из нас идеала! Пусть не воздвигают нам алтарей и не преклоняют перед ними колени! Не то они погубят еще много человеческих жизней, как погубила мою жизнь ты, Гертруда, — ты, которую я так страстно любил! (Уходит.)
Леди Чилтернбросается за ним, но упирается в захлопнувшуюся перед ней дверь. Бледная, растерянная, без сил, она стоит, покачиваясь, как колеблемая течением водоросль. Ее простертые руки трепещут, как цветы на ветру. Затем она опускается на пол перед диваном, прячет лицо в подушки и безутешно, как малое дитя, рыдает.
Занавес
Библиотека в доме лорда Горинга. Мебель и внутреннее убранство в стиле Адама [15]. Направо дверь в холл, налево — в курительную комнату. В задней стене двустворчатая дверь в гостиную. Топится камин. Дворецкий Фиппсраскладывает газеты на письменном столе. Главная отличительная черта Фиппса — бесстрастие; некоторые энтузиасты считают его идеальным дворецким. Сфинкс, и тот более разговорчив и общителен, чем он. Фиппс — это маска с безукоризненными манерами. О его умственной и эмоциональной жизни ничего не известно. Он воплощение господства формы.
Входит лорд Горинг. Он во фраке, с бутоньеркой в петлице, в цилиндре и белых перчатках, на плечи накинут плащ, в руках трость в стиле Людовика XVI — не упущено ни единого атрибута современной моды. Видно, что он с ней в самых дружеских отношениях, является ее законодателем и, таким образом, возвышается над нею. Он, пожалуй, первый за всю историю человеческой мысли философ, умеющий хорошо одеваться.
Лорд Горинг. Что, принесли мою вторую бутоньерку, Фиппс?
Фиппс. Да, милорд. (Принимает у него цилиндр, трость и плащ, затем подает на подносе новую бутоньерку.)
Лорд Горинг. Довольно изящная! В настоящее время, Фиппс, из всех сколько-нибудь приметных людей в Лондоне только я один ношу бутоньерки.
Фиппс. Да, милорд. Я это заметил.
Лорд Горинг (вынимает старую бутоньерку из петлицы) . Видите ли, Фиппс, модно то, что носишь ты сам. А немодно то, что носят другие.
Фиппс. Да, милорд.
Лорд Горинг. Точно так же, как вульгарность — это просто-напросто поведение других людей.
Фиппс. Да, милорд.
Лорд Горинг (вдевает новую бутоньерку в петлицу) . А ложь — это правда других людей.
Фиппс. Да, милорд.
Лорд Горинг. Другие — это вообще кошмарная публика. Единственное приличное общество — это ты сам.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу