Михаил Рощин - Спешите делать добро

Сима.Бобик, на еще ягодку… Ну, чего ты? Скуч­ный какой… Устал? Ты не уставай. (Кормит.) На, Бо­бик, на, сладкий мой… А хочешь, полежи? (Шепчет.) Хочешь к Симе на ручки?

Борис (озирается). Сим!

Сима.Ну а чего ты? Ты из-за ребеночка своего расстраиваешься? Пройдет. Они, маленькие, всегда болеют. Приедем – проведаешь… Устал ты. Хочешь, вмиг скроемся? Убаюкаю, моего сладкого, утешу, моего не­утешного. Я ведь вся – для тебя.

Уходят. Горелов танцует с Зоей под транзистор.

Горелов.Надо вам кончать эту историю. Я всегда говорил: это добро добром не кончится. Нашли себе за­баву. Игра в Олю… Молчишь?

Зоя. Она нам стала как своя. Я вообще терпеть не могла, когда чужие люди в доме, но с Ольгой…

Горелов.Кончать, я тебе говорю. Пока не поздно… О, благодарю за прекрасный танец!..

Зоя (делает книксен). Правда, тут недавно встала ночью. Смотрю, как она спит. Дышит не так, пахнет не как мой ребенок… И взрослая же совсем. (Как бы одер­гивая себя.) Нет! Она ведь не виновата…

Горелов.Но и ты не виновата. Никто не виноват, что он пахнет так или иначе, красив он или урод… Ни­кто не виноват в своем рождении – мысль! Но и никто не виноват, что один запах для него родной, а другой… а от другого – аллергия! Тоже мысль!

Зоя.Не в этом дело. Скажи, а у нас подают в суд за клевету?

Горелов.Что? Мне бы ваши заботы!

Зоя (вдруг кричит, раздраженно). Оля! Сережа! Сколько можно! В ушах звенит!.. Извини, Витя.

Горелов.Вас понял. (Подходит к Мякишеву.)

А Аня – к Зое. Дети валятся на землю и лежат, отдыхая.

Зоя.Ни о чем не могу думать: будто пиявки к голо­ве присосались…

Аня.Эта баба свое дело сделала: она тебя отравила. Если б я была писательницей…

Зоя.А ты знаешь, что она у Симы брошку украла? Да-да! Вроде взяла поносить, а отдать забыла… Ты не забывай, в какой обстановке она выросла. Мать пьяница, в бане работает, отец неизвестно кто, отчим тоже… А как она врет? Да и бросалась ли она под поезд?

Аня.Зоя, ты что?

Зоя.Не знаю. Встает с петухами, храпит, слюнявит палец, когда читает, – не выношу. Утащила брошку. Как сорока – хвать все, что блестит. Есть не умеет, за сто­лом сидеть не умеет… Упрямство! Все делает по-своему. В деревне все хорошо, правильно, а в городе нет. Всех учит…

Аня.Зоя, ну как тебе… Она встает и работает, она храпит и стыдится, что храпит, я же знаю. Она при чем, что не выучилась как следует читать? Не умеет сидеть за столом! Интересно! Сами-то умели? Когда мы-то на­учились, вспомни! А что она всех учит – так это забавно.

Зоя.Не знаю, не знаю.

Аня.Ну, Зоя.

Зоя.И как нарочно, какую книгу ни возьму… или тут по телевизору… что за пьесы сочиняют, совсем с ума сошли: ему сорок – ей восемнадцать, ему шестьдесят – ей двадцать…

Аня.Ну уж это-то тут при чем? Совсем!.. Давай я ее к себе заберу на несколько дней, отдохни…

Зоя.Это – выход? Слепая? Посмотри. (Показывает на Олю, которая издалека глядит на Мякишева.) Нет, не могу, для меня это слишком…

Аня.Простая ты наша.

3оя.А что? Я простая. Вся моя роль.

Аня.Ну и не психуй.

3оя.Господи, как все хорошо-то было.

Сережа пристает к Оле, щекочет ее травинкой. Оля отмахивается.

Оля.Не липни, сказала! Как комар! Эх! Уплыву вот скоро, как облачко! Воротишься, а меня уж нету! Что смотришь? Не век у вас вековать, не малютка…

Сережа.Чего-чего?..

Оля.Ну тебя!.. Все одно не поймешь!.. (Зовет.) Сима! (Встает и уходит.)

Сережа – следом.

Горелов (Мякишеву). По-моему, твоей жене на­мекнули тоже… насчет Ольги…

Мякишев.Кто? Она тебе сказала?

Горелов пожимает плечами.

Что ж она мне не говорит?..

Горелов.А ты говорил? Кстати, а почему ты ей не сказал?

Мякишев.То-то я смотрю, она такая… Она ведь теперь замучается. Что за гадость! Ну, и что она?

Горелов.Я думал, нет тайн между мужем и женой, все говорится. А оказывается, разговор между мужем и женой, как музыка – без слов?

Мякишев.Как две музыки.

Горелов.И обе без слов? Я говорил: это добро до­бром не кончится. Хочешь сберечь семью – кончай иг­рушки.

Мякишев.Что она тебе сказала?

Горелов.Она ничего не сказала. И не скажет. Но я тебе говорю.