Виктор Лихачев: И матерь их Софья

Лазукина. Помочь тебе? Прокофьев. Да.

Лазукина. Кстати, Заславский позже использовал твою идею, правда, в другой пьесе.

Прокофьев. Все идеи носятся в воздухе. Использовал - так использовал. Лазукина. Он умер три года назад.

Прокофьев. Хорошо. То есть, жаль мужика, конечно, но не отвлекайся, пожалуйста. Мы сейчас будем играть "Грозу" иначе. Теперь каждый персонаж - главный герой. Лазукина. Так разве может быть?

Прокофьев. Я хочу попробовать. А уж без яркой Кабанихи - точно ничего не получится... Вот послушай меня. В прошлый раз мы исследовали луч в темном царстве. Теперь мы обратимся к самому темному царству. Откуда оно берется? Вспомни, с чего начинается "Гроза": сидит на берегу Волги Кулигин и восхищается, насколько прекрасна природа, окружающая нас. А ведь человек, каждый в отдельности и все мы вместе - венец творения. Венец, то есть предел совершенства. Как сказано: "И сотворил Бог человека по образу своему, по образу Божию сотворил его". По своему образу, понимаешь? Но если так, тогда почему среди нас столько зла, ненависти? Почему вся история человечества - это непрерывные войны и смерть? И возникает вопрос: если Бог - это Любовь, отчего мы

- его образ, не живем по любви?

Лазукина. (Тихо). Ты знаешь ответ, Коля? Прокофьев. Я пытаюсь его найти. Всю жизнь... Понимаешь, Бог создал человека свободным. То есть не игрушку он создал, не робота. Он настолько нас... любит, что говорит нам: я доверяю тебе, ты - мой образ. Но уже первые люди совершили грехопадение...

Лазукина. Сорвали яблоко. Прокофьев. Причем здесь яблоко? Нет, Тома. Они обманули - доверие. И - больше того, у них не хватило... мужества в этом признаться, то есть просто и честно сказать: прости нас, мы же - малые, неразумные дети. В старинной русской книге я прочитал, как наши предки образно передали разговор Бога и Адама. Сейчас попробую вспомнить: "Рече Господь: что се сотворил еси? Он же отвеща: жена, еже ми сотворил еси. На што-де мне дуру такую зделал". Лазукина. (Смеется). Понятно, Бог виноват.

Прокофьев. По логике Адама так и получается... Извини, я слишком увлекся. Потерпи еще немного.

Лазукина. Коля, мне очень интересно. Правда, я не совсем понимаю, к чему ты меня ведешь?

Прокофьев. Человек сам, по своей воле нарушил мировую гармонию. Когда же Каин убил Авеля, гармония была взорвана. Но Бог нас не оставляет (На минуту замолкает). Не оставляет. Он ежеминутно, ежесекундно взывает к нам: придите ко мне, дети мои, придите труждающиеся, придите обремененные. Но мы не слышим. Не слышим... Темное царство, Тамара, - это жизнь с Богом на устах, но без Бога в сердце.

Лазукина. Как же так? Кабаниха верит в Бога. Ты ничего не путаешь? Прокофьев. Почему ты думаешь, что верит?

Лазукина. Так она все время о Боге говорит. Прокофьев. А разве не сказано: "... по плодам узнаете их. Не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!" войдет в Царство Небесное". Когда Христа спросили, какая из заповедей наибольшая, Иисус ответил: "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим... Вторая же подобная ей: "Возлюби ближнего твоего, как самого себя". Это как в математике: если первое число равно второму, то второе - равно первому. Если ты не любишь людей - значит, ты не любишь Бога. И наоборот. Вот это мы и будем играть, Тома. Только судить никого не будем. В темном царстве все жертвы. И первая - сама Кабаниха. Мы просто расскажем людям, во что превращаются люди без любви. (Впервые за все время разговора он садится). Понимаю, как сумбурно я все это попытался объяснить. Лазукина. (Кладет свою руку на руку Николая Михайловича). Главное, ты сам знаешь, что хочешь сделать. А я... я все поняла. И тебе помогу, вот увидишь. Прокофьев. Спасибо. Я, наверное, в последнее время о "Грозе" слишком много думаю. Сегодня ночью даже приснилась последняя сцена. Лазукина. Расскажи.

Прокофьев. Как только Кулигин и люди из народа понесут Кабановым мертвую Катерину, зазвучит музыка. Это будет "Лакромоса" из "Реквиема". Лазукина. Моцарт? В пьесе Островского?

Прокофьев. Он, и только он! Понесут через всю сцену - и положат прямо у ног Кабанихи. Будут идти долго. Только музыка - и это шествие. Нет, не шествие - суд над фарисейством, лицемерием, ханжеством. И одновременно тоска - по светлому царству, в котором им никогда не жить.

Лазукина. А что же Кабаниха? Прокофьев. Ей страшно, очень страшно. Пусть текст пойдет своим чередом. Главное то, что мы выразим только музыкой и молчанием. Понимаешь? Лазукина. Понимаю? Нет, я это вижу. "Лакромоса" кончается, что дальше? Занавес? Прокофьев. Нет. Музыка продолжается. Все замерли. У каждого - и на сцене и в зале есть время подумать о себе, заглянуть внутрь себя. А потом... потом с другого конца сцены выходят мальчик и девочка... Лазукина. Но их же нет в спектакле?